Побежденные свободой: история одного флакончика
Мы с Дмитрием знакомы давно, но по-настоящему сдружились лишь пару лет назад. Оба пережили тяжелые разводы — каждый свой второй. Не спивались, напротив: спортзал, велопрогулки, пробежки по утрам. Мужчин сближает не бутылка — их объединяет свобода. И страх снова её потерять.
Дима вышел из брака изможденным, будто не суд его разводил, а по нему самому проехал асфальтовый каток. Бывшая устроила настоящую войну за каждую ложку, эмоции и квадратный метр жилплощади. У меня прошло легче, но тоже без оваций. Освободились почти одновременно, будто сбросили с плеч мешки с цементом.
Я хорошо помню тот вечер, когда мы катались по аллеям Парка Горького, и он вдруг отпустил руль, раскинул руки и закричал во всё горло:
— Сво-бо-да-а-а-а!
Дворовые псы заливались лаем, бабушки крестились, а мы хоть и выглядели как беглецы из психушки, но смеялись от души. Это было счастье. Настоящее, громкое, без фальши.
Год мы жили как птицы: без обязательств, без нотаций, без бытовой рутины. Худели, молодели, вставали с первыми лучами. Оказалось, семейная жизнь не только старит душу — она ещё и вес нагоняет. А свобода лечит.
Как-то вечером я заехал к Диме — он купил новый горный велосипед, хотел похвастаться. Возимся в прихожей, цепь в масле, иду в ванную помыть руки. И вижу её. Маленькую розовую баночку на полке. Косметику. Женскую.
— Ди-и-м! — кричу с подозрением. — Это что за колдовство?!
— А, это Лизкино, — бросает он, будто так и надо.
— Какой ещё Лизкино?
— Ну, я тебе не говорил? В общем, познакомился с девушкой… Елизавета, адвокат, вечно на работе. Иногда ночует. Баночку оставила, чтоб не таскать туда-сюда.
Я стиснул зубы:
— Началось…
— Что началось?
— Вторжение. Первый симптом. Как в «Чужом»: сначала капля, потом слизь, потом — тварь, разрывающая тебе грудь.
Дима хохотал. Я — нет. Потому что знал: женщины не штурмуют, они просачиваются. Им не надо ломать стены — они заползают в твою жизнь, как дым под дверь. Сначала баночка. Потом зубная щётка. Потом тапки. Потом — она сама.
Через неделю он позвал меня познакомиться. Лиза — стройная, с умными глазами, в элегантных серьгах и дорогом кашемировом джемпере. Накормила нас пастой и пиццей с ананасами. Пока я мыл руки, заметил в ванной уже две щётки — и ещё один флакон. Только хмыкнул: «Эпидемия растёт».
А потом был день, когда Дима не поехал кататься.
— Сегодня не могу, — сказал.
Я приехал один, злой, решил выдернуть его из этой ловушки.
Он открыл дверь в халате. В халате! У парня, который ещё месяц назад ходил в шортах и кроссовках на босу ногу!
— Саня, ну можно было предупредить…
Из спальни раздалось:
— Дима, кто там?
— Это… Санька. Насос одолжить пришёл.
Пошёл умыться — и понял: ванная больше не его. Пена для бритья и зубная паста жались в углу. Всё остальное — розовые баночки, кремы, серьги на полочке. Поражение было полным.
Потом помогал им мебель собирать. Кровать, шкаф, полки. Лиза командовала:
— Это — на балкон. Это — выбросить. И вот это — тоже не нужно.
Дима пытался возражать. Без толки. Вдруг она поворачивается ко мне:
— Тебе велосипед не нужен? У нас он только пыль собирает.
Вот так. Свобода сдаётся не с боем. Она умирает тихо — под шёпот шёлка и запах духов. Женщина приходит — и отвоёвывает всё: полку, крючок, тумбочку, шкаф. Потом — душу.
Прошёл год. С Димой переписывались редко. Велосипед покрылся пылью. Он отвечал всё неохотнее. Я катался один. Грустно. Зато свободно.
А потом и ко мне пришла Она. И через месяц — робкий вопрос:
— Можно я оставлю у тебя крем?
Я не сказал «нет». Улыбнулся. Как дурак. Потому что уже был влюблён.
Теперь всё. Баночка уже стоит. Сценарий вражеского вторжения неизменен.
Я пропал. Совсем.
Прощай, свобода…
