— Колян, быстрей сюда! — на рации потребовал начальник.
Николай заранее понял — влетит ему сейчас. Заслужил.
— Прибыл? Садись, Коля. Третий раз подряд облажался — взыскание выписываю. Да и квартальную премию пролетишь, я ж предупреждал! Что с тобой? Твоему-то отцу слово давал, а ты меня позоришь, эх ты, Николай Евграфович! — рукой махнул мастер смены Геннадий Валентинович.
— Не мозоль глаза, вроде взрослый мужик! Одумайся, Колян, куда катишься? Ни семьи, ни дела душевного. Как жить-то собираешься?
Домой Николай на электричке ехал. Народу — битком, не то что сесть, по купе все сидят точь-в-точь сельди в бочке.
Его товарищей заводских ждёт дома семья, ужин на столе. А у Николая пусто, однокомнатная хрущёвка. И мечта одна — промочить горло водочкой да завалиться спать.
Раньше после смены с шумной компанией гулял, девки вешались. А нынче все остепенились. Ползуны да пелёнки у них на уме — зануды!
На своей остановке Николай еле выбрался — старуха в тамбуре с авоськами расселась, пробиться невмочь!
В подземке так и норовят подначить либо локтем в бок заехать. Все торопятся, торопятся — а зачем?
В двадцать пять и Николай жил галопом. Девчата так и липли. А как иначе — у него своя однушка была, зарплата на конвейере солидная. Да и жигулёнка хоть подержанная, но своя!
Мама уговаривала — женись, сынок! Молодость не вечна, а ты её на этих вертихвосток транжиришь! Вон моя соседка Грушенька, золото, а не девка! Ладная, хозяйственная! Матери по дому помогает, в медицинское училище поступает, да и на тебя заглядывается, я примечала.
А он ей — да не конёк мне твоя Грушенька. Ненавистна она мне, не по нутру!
Вот теперь и прозевал, небось эта Грушенька мужу щи да кашу накрошит да окрошечку приготовит. И дожидается, да ребятня спрашивает: «Мама, папа скоро?»
А его никто не ждёт — раньше так вольготно было.
И смекнул не сразу, когда наступил переломный момент: загулы надоели, а он всё по инерции плывёт!
Николай поднялся на этаж, достал ключ, сунул в замок — не идёт. Чушь! Повертел в скважине — и…
Вдруг дверь распахнулась изнутри. Мать в ситцевом халате, румяная.
— Сынок, или прямо к нам решил заглянуть? Чего не предупредил? Вымотался, поди. Вид усталый. А мы с отцом как раз за стол садиться собрались. Раздевайся, Коленька, руки мой! Эй, батя! Евграф, иди сына встречай, копаешься там!
Николай остолбенел, недвижимый.
Тут и Евграф Никитич показался.
— Сынок, уж думал с невестой к нам пожаловал. Не видать нам внуков, видать! Я сам виноват, дурак, после сорока остепенился. Да и мать не первой молодости. Ты бери с меня пример — не откладывай жизненное на потом! Уяснил?
— Уяснил, пап, — голос Николая осекся, — папа, спасибо вам с мамой… я щас, вещь забыл! — выпалил и стремглав пустился вниз по ступенькам, выскочил из подъезда и нёсся очертя голову.
Отмахнув приличный отрезок, наконец приостановился, перевёл дух, боязливо оглянулся. Как это он с электрички в тупик забрёл? Завис на мыслях, а ноги по памяти приволокли его к отчему дому, где Николай вырос до отдельной жилплощади. Машинально полез открывать… да не в этом загвоздка, а в том, что…
Николай огляделся.
Родительской пятиэтажки и след простыл.
На её месте парк зелёный… Само собой, ковш её три года назад снёс. А родителей Николая земля лет пять как прикрыла.
Он ту отчую нал продал, свою ипотеку прикрыл, машину купил, памятники отцу с матерью вкопал.
Что за наваждение? Куда его занесло? Словно наяву дверь на старый быт распахнулась? И отец с ма
И когда он услышал первый крик новорождённого сына в роддоме, названного Евдокимом в честь деда, Антон понял, что жизнь наконец обрела истинный смысл и теперь его самого будут ждать дома.