Как я научилась жить для себя на склоне лет: исповедь, что может пригодиться и другим
Когда я в последний раз закрыла дверь кабинета, где провела почти тридцать лет, душа моя разрывалась меж радостью и тоской. С одной стороны — освобождение, долгожданный покой. С другой — страшная пустота, будто из-под ног выдернули привычную опору. Просыпаться без звонка будильника, не мчаться в переполненной маршрутке, не листать бесконечные бумаги — казалось бы, благодать. Но спустя недели две эта тишина стала гнетущей. «Кто я теперь? — думала я. — Не работница, не начальница, не коллега. Так кто же?»
Первое время заполняла дни до отказа домашними хлопотами: мыла полы, перебирала шкафы, штопала старые вещи. Но скоро поняла — не ради этого копила пенсию. Суета лишь обнажала пустоту. Я чувствовала себя выброшенной за борт, как потрёпанный временем стул на дачной террасе.
А потом случилось чудо. Утром, налив ароматного чая из самовара, я опустилась в кресло и задумчиво глянула в окно. Без привычной спешки. Ветви берёз покачивались под напев ветра, солнце золотило лужи после вчерашнего дождя, синицы перекликались возле кормушки… И вдруг меня словно осенило: впервые за десятилетия я могу просто существовать. Не для начальства, не ради детей, не во имя долга. Просто быть — Анной Петровной, какой меня создал Господь.
Я достала потрёпанный томик Чехова — тот самый, что пылился на тумбочке с прошлой зимы. Читала медленно, смакуя строки, попивая чай с малиновым вареньем. Словно возвращалась к той девушке из далёкой юности, что грезила стихами и мечтала объехать весь Крым. Заново открыла для себя Толстого, перечитала Ахматову, с жадностью проглатывала страницы. Это было не просто чтение — воскрешение души.
Потом стала выходить в парк. Сперва еле-еле — колени ныли, дыхание сбивалось. Но я шла, опираясь на резную трость. С каждым днём легче. Скамейка у фонтана стала мне вторым домом, а тропинка к пруду — дорогой к умиротворению.
Со временем прозрела: счастье — в мелочах. В аромате свежих бубликов из печи, в тёплом пледе под рукоделие, в болтовне с соседкой Агафьей за самоваром. Научилась делать что-то просто так, для души, без мыслей: «А что скажут?»
Дети, бывало, качали головами: «Мать, ты совсем без дела сидишь!» Сижу, родные. И впервые за полвека — по собственной воле. Всю жизнь я была «чужой»: Ивановной для паспорта, мамой для детей, тёткой для племянников… Теперь я — просто я. И, знаете, это сладостное чувство.
Завела тетрадь в клеёнчатом переплёте. Пишу туда всё: и как варила борщ по бабушкиному рецепту, и какие сны снились, и о чём шептались с покойным мужем в молодости. Может, внукам будет любопытно. А может, и мне самой, когда нахлынет грусть.
Больше не страшусь седин и морщин. Научилась видеть прелесть в первом инее на стёклах, в трелях соловья под окном, даже в шуме дождя по крыше. Если эти строки попались вам на глаза — запомните: пенсия не конец пути. Это новая дорога. И идти по ней надо не спеша, с достоинством, оглядываясь по сторонам. Позвольте себе эту роскошь — жить для себя. Просто жить.
