Вадим распахнул окно и взгромоздился на подоконник. Чёрная бездна внизу манила и пугала одновременно.
Жизнь — словно лесная тропа в непролазной чаще: никогда не знаешь, куда она выведет. Вадим Орлов и представить не мог, что сначала потеряет всё, а потом обретёт спасение.
Он не спешил жениться, искал родственную душу. Когда в кафе увидел Катю, сердце ёкнуло — она. Без раздумий подсел, заговорил. Оказалось, читают одни книги, любят одни фильмы, обожают кататься на лыжах, мечтают о большой семье.
Всё сложилось, как хотели. Вот только детей у них не было. Катя ходила по врачам, лечилась, ездила по святым местам, не теряя надежды. И однажды поверила, что беременна. В больницу не торопилась — ждала, чтобы не ошибиться. Лишь когда живот начал расти, пошла к врачу.
Оказалось — не беременность, а опухоль. Каждый раз, приводя Катю в онкодиспансер, Вадим ловил на себе застывшие взгляды больных — будто они прислушивались к тиканью своих часов. Скоро такой же взгляд появился и у Кати.
Вадим не отходил от жены ни на шаг. Сначала взял отпуск, потом отгулы, потом врач выписала ему больничный. Но начальник вызвал и поставил ультиматум: либо работа, либо увольнение. Вадим написал заявление.
Дни напролёт он ухаживал за Катей. Держал её за руку, когда та задыхалась, молился, чтобы Бог забрал их вместе.
Но через три месяца её не стало.
После похорон Вадим вернулся в пустую квартиру. Катин халат висел на стуле месяц. Он всё ждал, что она встанет и наденет его. В прихожей — её сапоги, дублёнка, купленная прошлой зимой на распродаже. Всё напоминало о ней.
Он уткнулся в подушку, всё ещё пахнущую женой, и зарыдал. Потом купил две бутылки водки. Утром с трудом поднялся. Боль, притупившаяся на ночь, накатила с новой силой. Вылил остатки водки в раковину. Хотя какая разница? Без Кати жить не хотелось.
Днём ещё можно было отвлечься, а ночью тоска душила. Однажды он стоял у окна и смотрел на ночной город. Что его здесь держит? Квартира? Чёрт с ней. Нет ни работы, ни жены, ни детей. Вадим открыл окно и влез на подоконник. Чёрный асфальт внизу манил и пугал. Четвёртый этаж — не так высоко. А если не убьётся?
В дверь позвонили. На мгновение он замер, глядя вниз, потом спрыгнул и пошёл открывать. На пороге — соседка.
— Вижу, тоже не спится. Зашла проверить, живой ли. Тишина у тебя подозрительная. Окно открыто — не задумал ли чего? — она пристально вглядывалась в его лицо.
— Просто проветриваю, — буркнул он.
— Смотри, не натвори глупостей. Выпрыгнешь — никогда Катю больше не увидишь. Самоубийство — грех тяжкий. Бог не допустит, чтобы вы встретились в раю.
— Всё в порядке, тётя Валя.
Он еле выпроводил её. Но прыгать расхотелось. Грех — не прощается.
Ночь не спал, думал. Утром собрал вещи в сумку и взял фотографию, где они с Катей навсегда застыли вдвоём. Денег не осталось — всё ушло на лечение. Взгляд зацепился за халат. Вадим отвернулся и вышел. Запер квартиру, постучал к соседке.
— Куда путь держишь? — спросила она, заметив сумку.
— К маме. Не могу тут оставаться. Сопьюсь.
— Правильно. Надолго?
— Не знаю. Присмотрите за квартирой. — Он протянул ключи. — Телефон у вас есть. Пора.
В машине сидел, собираясь с мыслями. Потом рванул на трассу. Мелькнула мысль отпустить руль… Но могли пострадать люди.
Двести километров проехал на одном дыхании. Впервые за месяцы стало легче. Родной город встретил грязными улочками. Обычно он приезжал летом, когда всё в зелени. Забыл, как выглядит весенняя распутица в глубинке.
Вот и дом. Машину остановил у палисадника. Скрип калитки — и на крыльцо выбежала мать.
— Вадя! Сынок! И не предупредил… Один?
Он обнял её, вдохнул родной запах. Думал, слёз больше нет — выплакал всё на похоронах. Но глаза снова наполнились влагой.
Говорили до ночи. Мать скорбела о Кате, утешала сына, кормила досыта.
— Хорошо, что приехал. Дома и стены лечат. Чего тебе одному в городе? Помнишь, как из школы бежал…
Её голос успокаивал. Здесь не было следов Кати — боль притупилась.
Вечером Вадим заметил свет в соседнем доме.
— Мам, а кто там живёт? Тётя Галя, кажется, умерла.
— Да Наташа вернулась. Год назад. С мужем развелась — тот в тюрьме сел. Приехала с сыном, да ещё парнишку подобрала. Семён. Из детдома сбежал. Без документов, в школу не ходит. Боится, что в опеку сообщат и заберут. Работает уборщицей.
Ночью Вадим ворочался. Вспоминал Катю… и Наташу. В выпускном она выбрала не его, а парня из параллели.
На следующий день увидел её в окно. Время её почти не тронуло. Но сердце молчало.
А через несколько дней ночью его разбудил дрожащий свет за окном.
— Пожар! — вбежала мать.
Он выскочил в чём был. Народ уже бежал с вёдрами. У забора стояла Наташа в ночнушке, прижимая к груди маленького сына. Рядом — Семён.
— Идём к нам, — Вадим увёл их в дом.
Мать засуетилась, налила чаю.
— Как загорелось?
— Не знаю. Проснулась от дыма, схватила детей и выбежала. Ничего не успела… Документы сгорели.
Вадим молча смотрел на неё. Потом сказал:
— Поживите у нас. Потом поедете в мою квартиру. Документы восстановим. Семёна, если хочешь, оформим как своего.
— А проверять не станут?
— Не знаю. Но в школу ему идти надо.
Через несколько дней он увёз их в город. Мать надавала солений.
В дороге думал: срочно искать работу. Теперь у него снова есть ради кого жить.
Когда открыл дверь квартиры, детский смех разогнал тишину.И тогда Вадим понял, что жизнь, даже после самой чёрной ночи, всегда оставляет в ней место для нового рассвета.
