Зал, где все ещё ждут
Я проспал свою электричку. Не из-за важных дел — просто зазевался. Глупо, досадно и, если честно, безнадёжно. Стоял на пустом перроне станции Северная, курил впервые за сто лет — откровенно, будто уже нечего терять — и смотрел, как в темноту уплывают красные огни последнего вагона. Тянул дым жадно, словно в нём был ответ на все вопросы, которых я давно себе не задавал. А потом вдруг осознал: торопиться некуда. Там, куда я ехал, ничего не изменится. А домой… домой возвращаться не хотелось. Там — пустота. Там всё, что я сам когда-то и оставил.
Побрёл вдоль платформы, будто надеясь найти другой выход, другой шанс, другую жизнь. Но под ногами был лишь мокрый асфальт, грязные лужи и моё же отражение в них. Дождь только начинался — мелкий, противный, как будто его и нет, а мокнешь насквозь. Зашёл в зал ожидания — старый, продуваемый, с потрескавшимися стенами, запахом сырости, ржавчины и времени, которое здесь застряло.
По календарю весна, но в зале ещё пахло зимой. Батареи больше дребезжали, чем грели, под скамейками копился мусор, а сквозь стены сочился холод. У окна сидела женщина лет сорока с мальчишкой лет восьми. Он ел остывшие пельмени из пластикового контейнера, старательно, будто это была важная миссия. На нём была школьная форма, а сверху — пальто, аккуратно разложенное на коленях. У ног — потрёпанный рюкзак. Жевал он, морщась, — пельмени, видимо, уже превратились в камень. Женщина смотрела в окно, будто сквозь него. Под глазами — синяки усталости, руки сложены на коленях, как у человека, который вот-вот развалится. Пальцы дрожали. Как будто внутри что-то готово треснуть.
Я бы прошёл мимо, если бы не её голос:
— Ты же знаешь, что он не вернётся?
Слова будто вырвали у неё из груди. Мальчик не вздрогнул. Просто кивнул и продолжил есть. Как будто слышал это уже тысячу раз. Как будто в этих словах не было ничего нового.
Мне стало стыдно. Не за них — за себя. За то, что подслушал. За то, что тоже когда-то ушёл. Захотелось выйти под дождь, промокнуть до нитки, отмыться, забыться. Встал, двинулся к двери, и тут услышал:
— Не злись на него. Он просто не смог. Он слабый.
На слове «слабый» голос её дрогнул, будто только сейчас она осознала это до конца. Мальчик крепче сжал вилку. Костяшки побелели. Он молчал.
Я не ушёл. Не знаю почему — вернулся, сел ближе. Не лезть в их жизнь, а просто потому, что больше идти было некуда. Эта тишина между ними была громче любых слов. Женщина взглянула на меня. Коротко, без раздражения. Просто взгляд того, кто уже давно на пределе.
— Простите, — пробормотал я. — Моя электричка ушла без меня.
Она кивнула. Лицо — будто каменное. А мальчик вдруг поднял на меня глаза и спросил:
— А у вас кто ушёл?
Вопрос простой, будто бы и не требующий ответа. Или наоборот — требующий именно сейчас.
— Я сам, — ответил я. — Я сам ушёл.
Он кивнул. Словно понял. И добавил:
— А теперь куда?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Пока здесь. А там — видно будет.
Женщина поднялась. Неуверенно, будто ноги ватные.
— Пошли, Саш. Наш автобус через двадцать минут.
Мальчик молча убрал контейнер, застегнул рюкзак. Они вышли. Не оглянулись. Только дверь хлопнула — и всё. Растворились. А я остался. Один. В этом зале, где время будто замерло, где в воздухе витал запах чужой жизни.
Взгляд упал на скамейку. Там лежала мятая салфетка. Поднял, выбросил. Будто вместе с ней избавился от чего-то лишнего.
Минут тридцать просто сидел. Молча. Потом вошёл старик. Низенький, в потёртой куртке, с потрёпанной папкой под мышкой. От него пахло мятной мазью и лекарствами. Села рядом. Ни слова. Просто сидели. Минут десять.
Потом он заговорил:
— Я сюда каждый день хожу. Привык. Мы с женой тут раньше встречались. Она… — замолчал, вздохнул. — Ну, теперь её нет. А я всё равно прихожу. Глупо, наверное. Но по-другому не могу.
Я кивнул.
— У вас была любовь?
— Была. Дурацкая.
— Любовь не бывает дурацкой, — сказал я. — Бывает только не вовремя.
Больше он ничего не добавил. Встал и ушёл, оставив мокрые следы на полу. Я вышел следом. Дождь почти стих. Капли лениво падали на асфальт. Над рельсами висел лёгкий пар, словно станция вздыхала.
Посмотрел ему вслед — как он уходит, медленно, растворяясь в серости. Маленький, хрупкий, будто бумажный кораблик, который вот-вот унесёт ветром. И вдруг понял — я хочу домой. Не в квартиру. В себя. Туда, где всё ещё есть свет. Туда, где тебя ждут, даже если ты ушёл.
Подошёл к кассе, купил билет.
Электричка пришла минута в минуту. Точно, будто судьба сегодня не хотела подводить. Я зашёл в вагон — не торопясь, словно наконец нашёл правильный путь.
