Утро началось с опоздания. Я не задержался — просто замешкался, и электричка ушла без меня. Глупо, обидно, до мурашек бесполезно. Пустой перрон станции Северная, сигарета в дрожащих пальцах — первая за годы, словно уже нечего терять. Вдали мерцали красные огни последнего вагона, растворяясь в серой дымке. Я затягивался жадно, будто в этом дыме скрывался ответ, которого не было. А потом осознал: спешить некуда. Там, куда я ехал, ничего не изменится. А домой… домой возвращаться не хотелось. Пустота. Всё, что когда-то сам и оставил.
Я побрёл по краю платформы, словно надеясь найти другой выход, шанс, поворот. Но под ногами — лишь мокрый асфальт, мутные лужи да собственное отражение, расплывшееся в них. Дождь накрапывал, холодный, едва заметный. Я вошёл в зал ожидания — старый, продуваемый, с потрескавшимися стенами, запахом ржавчины и сырости, будто время здесь застыло.
Календарная весна, а в зале всё ещё веяло зимой. Батареи скрипели, едва тёплые, под скамейками — следы грязи. У окна сидела женщина с мальчиком. Ей на вид — около сорока, ему лет восемь. Он ел остывшие пельмени из пластикового контейнера, старательно, будто это было задание. На нём — школьная форма, сверху — аккуратно сложенное пальто. Рядом — потрёпанный рюкзак. Мальчик морщился: пельмени стали жёсткими. Женщина смотрела в окно, но не видела его. Синяки под глазами, руки сжаты на коленях, пальцы дрожали — будто внутри что-то вот-вот разорвётся.
Я бы не заметил их, если бы не её голос:
— Ты же понимаешь, он не вернётся?
Слова вырвались сдавленно, будто их вытаскивали клещами. Мальчик кивнул, не поднимая глаз. Как будто слышал это уже сто раз. Как будто ничего нового в этом не было.
Мне стало стыдно. Не за них — за себя. За то, что подслушал. За то, что тоже кого-то оставил. Захотелось выйти под дождь, выморозить душу, забыться. Я встал, направился к двери, но тут услышал:
— Не злись на него. Он просто не смог. Он слабый.
На слове «слабый» голос её дрогнул — будто только сейчас она осознала это окончательно. Мальчик крепче сжал вилку, костяшки побелели. Он молчал.
Я не ушёл. Вернулся, сел неподалёку. Не чтобы вмешаться — просто не знал, куда ещё податься. Эта тишина между ними говорила больше, чем любые крики. Женщина кинула на меня взгляд — короткий, безразличный. Взгляд того, кто уже устал.
— Простите, — пробормотал я. — Моя электричка ушла без меня.
Она кивнула. Лицо — каменное. А мальчик вдруг поднял глаза и спросил:
— А у вас кто ушёл?
Вопрос звучал просто, будто не требовал ответа. Или требовал — именно сейчас.
— Я сам, — ответил я. — Я сам ушёл.
Он кивнул, будто понял. Добавил:
— А теперь куда?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Пока здесь. Потом — видно будет.
Женщина встала. Медленно, словно ноги были ватными.
— Пошли, Саша. Автобус через двадцать минут.
Мальчик молча убрал коробку, застегнул рюкзак. Они вышли. Не оглянулись. Только дверь захлопнулась за ними — и всё. Они исчезли. Я остался. Один. В этом зале, где время остановилось, где в воздухе витал запах чужой жизни.
На скамейке лежала смятая салфетка. Я поднял её, выбросил. Будто вместе с ней — что-то, от чего давно пора было избавиться.
Минут тридцать я сидел молча. Потом зашёл старик. Невысокий, в потёртой куртке, с папкой под мышкой. От него пахло мятной мазью. Он сел рядом. Ни слова. Мы просто сидели. Минут десять.
Потом он заговорил:
— Я сюда каждый день хожу. Привык. Мы с женой здесь встречались. Она… — он замолчал, вздохнул. — Её больше нет. А я всё равно прихожу. Глупо, да? Но иначе не умею.
Я кивнул.
— У вас была любовь?
— Была. Глупая.
— Не бывает глупой. Бывает только не вовремя, — сказал он. И умолк.
Он ушёл, оставив мокрые следы на полу. А я вышел следом. Дождь почти стих. Редкие капли падали на асфальт. Над рельсами поднимался пар — будто станция вздыхала.
Я смотрел ему вслед — как он удаляется, медленно, будто растворяясь. Маленький, хрупкий, как будто ветер унесёт. И вдруг понял: я хочу домой. Не в квартиру. В себя. В то место, где ещё есть свет. Туда, где тебя ждут, даже если ты ушёл.
Я подошёл к кассе и купил билет.
Электричка пришла по расписанию. Точно, без опозданий. Как будто судьба сегодня решила не опаздывать. Я вошёл в вагон — неспешно, будто впервые за долгое время выбрал правильный путь.
