Тишина в избе была густой, как топлёное масло, и лишь потрескивание берёзовых поленьев в печи нарушало её тяжёлый покой. Антонина Петровна, женщина с лицом, изрезанным глубокими морщинами, провожала взглядом сына, молча укладывавшего последние вещи в холщовый мешок. Завтра призыв.
Сынок, Серёжа, ну скажи мне, что ты нашёл в этой… в этой вертушке? не выдержала она, и голос её, сдавленный непролитыми слезами, сорвался на шёпот. Она тебя в копейку не ставит! Нос задирает, а у тебя все мысли только о ней. Девчат-то в деревне хоть отбавляй! Галя, например, Белова… Умница, золотые руки, на тебя заглядывается, а ты и не замечаешь. Будто кроме одной Лизки на свете никого нет.
Сергей, крепкий парень с упрямым подбородком и сейчас хмурыми глазами, не обернулся. Его пальцы привычно затянули узел.
Не нужна мне никакая Галя, мам. Всё решено. С пелёнок её, Лизку, люблю. И если она за меня не пойдёт… Тогда уж и жениться не стану. Зря голову морочишь, успокойся.
Да она тебя в обиду возьмёт, Серёженька! Сердце моё чует! всхлипнула мать. Красива да, чёртова кукла… Но холодная, пустая. Ей бы в Москве блистать, а не по нашей деревне вертеться.
Сергей наконец повернулся. В его взгляде стояла глухая, непробиваемая стена.
Всё. Разговор окончен.
Тем временем в соседней избе, пропахшей дешёвыми духами и молодостью, зеркало отражало совсем иную картину. Лиза, завершая вечерний ритуал, наносила последние штрихи: подвела глаза, накрасила губы. Её образ, яркий и вызывающий, кричал о желании быть замеченной, увлечённой, унесённой подальше от этого места.
Лиза, ты куда так разрядилась? донёсся из кухни голос матери. Опять на посиделки? А после гулянки до рассвета? Хоть бы Сергея позвала. Парень-то какой! Техникум заканчивает, не лыком шит. Рабочих нанял, с отцом дом строит говорит, для будущей жены. А сам на тебя одного смотрит, как заворожённый.
Лиза фыркнула, вертясь перед зеркалом, любуясь своим отражением.
Деревенщина твой Сергей, хуже не бывало. «Дом строит»… Молодость-то одна, мама! Надо гулять, веселиться, а он вкалывает, как вол, никуда не выходит, не живёт. Время пройдёт и вспомнить будет нечего. Не нужен он мне, слышишь? Ни за что. Даже не заикайся.
И, словно мотылёк, выпорхнула из избы, оставив за собой шлейф тревожного аромата.
Осень в тот год была золотой и горькой. Сергей, получив диплом, получил и повестку. Родители устроили скромные, но душевные проводы. Пришла и Лиза с матерью как ближайшие соседки.
Сергей, в новом, неловко сидящем костюме, искал момент. Сердце колотилось в горле. Он поймал Лизу в сенях, прижавшуюся к стене.
Лиз… начал он, и голос предательски дрогнул. Можно я… буду тебе письма писать? Все солдаты пишут… своим девушкам. А у меня… девушки нет. Может… согласишься быть моей? Хоть заочно?
Лиза посмотрела на него свысока, будто на надоевшего щенка. Подумала секунду.
Ну, пиши. Если настроение будет отвечу. Не будет не взыщи. Ладно?
Этого хватило. Его лицо озарилось такой надеждой, что Лиза на мгновение отвела глаза. Ей стало почти неловко.
Она какое-то время отвечала на его письма, выведенные аккуратным почерком. Но после школы рванула в город, поступать в пединститут. Сельская жизнь осталась позади вместе с наивными солдатскими посланиями. Переписка оборвалась.
Её мать лишь вздыхала, тайно надеясь, что дочь одумается, дождётся Сергея, остепенится. Но Лиза и слышать не хотела.
Я окончу институт, выйду замуж за городского, интеллигентного! И никогда не вернусь в эту дыру! кричала она в истерике, когда мать пыталась вставить слово за деревенского жениха.
Но судьба жестоко подшутила над ней. Первый же экзамен сочинение она завалила. Горькая ирония в том, что винить было некого. В их сельской школе учителей не хватало. Русский и немецкий вела одна немка Эльза Карловна. Немецкий она знала отлично, а русский с трудом. Лиза, как и большинство одноклассников, не знала толком ни того, ни другого.
Но Лиза не умела долго горевать. Город манил огнями, и она быстро нашла утешение в обаятельном и циничном Дмитрии. Дима учился на последнем курсе юрфака и жил один в трёхкомнатной квартире, пока родители работали на Севере.
Лиза быстро перебралась к нему. Чтобы не сидеть на шее, устроилась в заводскую столовую. Поваром не взяли. Она катала тележку с пирожками по цехам, чувствуя на себе оценивающие взгляды рабочих.
В квартире Димы она быстро освоилась: навела порядок, варила борщи и таскала с работы пирожки. Она вообразила себя хозяйкой, почти женой. Жильё есть, мужчина перспективный. Можно и о детях подумать. Она была влюблена в Диму до головокружения. Он был воплощением той самой городской жизни, о которой она мечтала.
Прожила у него почти год. А потом однажды вечером, холодным и дождливым, Дима, развалившись на диване, сказал без эмоций:
Лиз, хватит. Надоела. Уходи. Родители возвращаются.
У неё внутри что-то оборвалось. Но она, гордая, не подала вида. Спокойно собрала вещи и ушла к подруге. Только когда дверь закрылась, по щекам потекли слёзы.
А через пару недель она поняла, что с ней что-то не так. Тошнота по утрам, головокружение. Врач поставил точку.
Беременна. Аборт делать поздно.
Лиза и не думала избавляться. Это был ребёнок от её Димы! Но тут пришло письмо от матери. Короткое. Мать между делом сообщала, что Сергей вернулся из армии. Спрашивал о ней.
И в голове у Лизы, отчаявшейся и испуганной, родился безумный план. Срочно ехать домой. Выдать себя за не
