СВЕЧА НА ВЕТРУ
Светлана Аркадьевна скинула латексные перчатки и маску в металлический таз и, вымотанная до предела, покинула операционную. Эта операция была на грани — жизнь пациента висела на волоске. Юрий Михайлович Воронцов, пожилой мужчина с больным сердцем, чудом выдержал наркоз.
Теперь оставалось только ждать…
Ночь Светлана не спала. Лежала на жесткой койке в ординаторской, уставившись в потолок. Побелка, покрытая паутиной трещин, словно тянула её в прошлое, в ту далёкую деревушку Бельково под Томском, где когда-то начиналась её взрослая жизнь.
Она закрыла глаза, и время обратилось вспять. Ей снова девятнадцать, она стоит у обветшалой церквушки — почерневшей от времени, с покосившимся крестом и замолчавшим колоколом.
Тогда, после института, её направили в глушь. Впервые она ощутила, каково это — жить среди безмолвия, лютых морозов и людского равнодушия.
В церковь она зашла случайно. Внутри пахло холодом, воском и стариной. Она поставила свечу, надеясь найти хоть каплю тепла.
— Что-то гложет, сестрица? — раздался голос за спиной.
Перед ней стоял молодой священник — отец Василий.
— Так, зашла… — ответила она, натянуто улыбнувшись.
С тех пор она приходила чаще. Их беседы были долгими и тихими. Он казался ей родным — мудрым, понимающим. Будто знал её душу наизусть.
Однажды она призналась:
— Сегодня день рождения отца. Он был военным. Погиб в 1919-м, под Воронежем…
Она и не подозревала, что это станет роковой ошибкой.
Той ночью в дверь её избы ломились с криками. Она накинула халат, открыла — и всё оборвалось.
Обыск, брань, угрозы. Отец Василий оказался доносчиком. Он выдал её за «неблагонадёжные» разговоры.
В СИЗО её били не сразу. Сперва был допрос. Следователь, невысокий, с проседью и усталыми глазами, представился:
— Садись. Я — Глеб Анатолевич Колесников. Не бойся, — тихо сказал он. — Не все здесь звери. Хотя времена такие — человек, как свеча на ветру. Чуть дунуло — и погас…
Он не поднял на неё руку. Смотрел с жалостью.
— Вытащить тебя я не смогу, Света. Но в лагерь не отправлю. Попробую оформить поселение. Молись, чтобы никто больше не заинтересовался твоим делом.
Так она оказалась в Бельково.
Дорога туда была одна — заснеженная, прямая, как нож. Зима стояла лютой.
Сперва её нигде не пускали — ссыльных сторонились. Она стучалась в каждую избу, но в ответ слышала лишь «Нет!» или молчание.
— Людей и в Сибири хватает, — вспомнила она слова Колесникова.
Дверь открыла лишь одна — Анастасия, молодая вдова.
— Заходи. Только веди себя тихо.
Так Светлана осталась у неё. Работала в огороде, лечила деревенских, нянчила детей и животных. Люди понемногу начали доверять.
Прошло два года. Каждые две недели она отмечалась в райкоме. Начальник, Павел Ильич Баранов, молча ставил подпись в журнале, даже не глядя на неё.
На третий год всё изменилось.
Вечером, в метель, у дома Анастасии остановились сани. Ворвался Баранов, весь в снегу.
— Дочка умирает. Помоги.
Светлана схватила сумку. Они примчались к нему.
На кровати лежала девочка лет семи. Лицо серое, дыхание едва слышно. В углу сидела врач из райбольницы.
— Дифтерит, — равнодушно бросила та.
— Скальпель есть?
— Через пять часов привезут.
— Через пять часов будет поздно, — резко сказала Светлана. — Нужен нож, свеча и спирт.
Баранов метнулся за всем. Она продезинфицировала нож, вскрыла нарыв — гной хлынул, залив лицо ребёнка.
Жена БМать девочки зарыдала, упала перед Светланой на колени и обняла её ноги.
