28октября, вечер. Выбрав новый путь, я вышел из ворот бывшего подшипникового завода в Верх-Исетском районе, в кармане сжимая лист расчётного счёта. Ворота, где я отмечался тридцать два года, стояли пустыми, как разрез в привычной дорожке. На тополях над Исетским каналом летали жёлтые листочки, ветер срывал их и гонял к забору. Я знал: завтра сюда никто не придёт, охрана останется лишь до конца месяца, пока вывозят оборудование.
Дома, в однокомнатной квартире на шестом этаже, меня ждал остывший чай и глушь подъезда. Сев за стол, я разложил счета: газ, телефон, фонд капитального ремонта. Запас хватал максимум на два месяца, дальше придётся решать, чем платить. «Повышенная защита предпенсионеров», обещала биржа труда, но запись в трудовой токарьрасточник никому не внушала доверия. «Отчисления высокие, простите», вежливо повторяли работодатели.
Через неделю я пришёл в центр занятости. Консультант поправил бейджик и монотонно перечислил «варианты переобучения по программам для граждан 55+»: охранник, комплектовщик, дворник. На столе лежала глянцевая листовка с мелким шрифтом о льготах 2024года. Защита защитой, но вакансий ноль. Выходя на улицу, я без плана прошёл к набережной. Там молодёжь слушала экскурсовода из областного центра, рассказывавшего о деревянном складе купца Ладыгина. Я поймал себя на том, что помню о складе больше: мой прадед возил туда шпалы, пока пожар 1916года не превратил здание в пепел.
Вечером я достал из шкафа старый семейный архив: открытки, пожелтевшие фотографии, записные книжки деда. Листы пахли сухой бумагой и пылью. В одной записке дед чертил маршрут от вокзала до маслобойни: «через верстовые столбы, через Ратницкий овраг». Я пробежал глазами по строкам и ощутил лёгкое возбуждение. А если показать город так, как его помнят старые дворы, честно, без пафоса?
Заявку на аттестацию можно подать до марта, без особого интереса сказала сотрудница отдела туризма, раздавая брошюру. После этого работать гидом без удостоверения запрещают, федеральный закон. Программ есть, но мест мало.
Я протянул предварительный план прогулки: Вокзал, Ладыгинский спуск, Кожевенный ручей. Женщина кивнула, не глядя: Оставьте, рассмотрим. Через десять минут я уже стоял в коридоре, разглядывая облупившиеся стены. Листок с маршрутом лежал на столе, придавленный степлером.
На следующий день я вышел в город с тетрадью. У хлебного киоска бывший сварщик Фёдор продавал яблоки с дачи. Экскурсии задумал? хмыкнул он. Людям бы работу, а не истории. Я всё равно записал: «Киоск стоит на месте пожарной колонны 1890х годов, фундамент каменный проверить». Запись была лёгкой, но каждая строка наполняла день смыслом.
К сумеркам я дошёл до библиотеки на Советской. В читальном зале держали до девяти. Старшая библиотекарь Зоя Ивановна показала полку «Краеведение», вздохнув: Берут редко, только студенты, и то по разнарядке. Я погрузился в подшивки: отчёт городской думы 1914года, альманах «Река и пристань». Даты и фамилии выпадали из страниц, но иногда вспыхивала деталь: мост, построенный заводскими артелями, просуществовал лишь два года изза паводка.
Три недели спустя я снова направился в администрацию. В руках плотная тетрадь, уже заполненная. Замначальник управления культуры пролистал первые страницы, бросив взгляд на телефон: У нас маршрут «Исторический центр» давно утверждён, бюджет расписан. А ваши факты интересные, но сперва оформите удостоверение гида. Попробуйте весной, если продлят финансирование. В коридоре я ощущал смесь досады и упрямой решимости. Если меня не останавливают искать пусть ищу дальше.
В ноябрьское утро, когда трава посерела от инея, я встретил у подъезда бывшего сменного мастера Нечаева. Тот отправлялся на стройку подсобником и спросил: Всё ещё за книжками бегаешь? Да, ответил я. Есть вещи, которые выгоды не дают, но жизнь поддерживают. Нечаев пожал плечами, но предложил: Помогу фотоаппарат одолжить, вдруг пригодится.
В городском архиве пахло сырой штукатуркой и холодной известкой; батареи едва греют. Я сидел в толстой куртке за столом из ДСП, листая газету «Пригородная жизнь» за 1911год. Колонки о ярмарках сменялись заметками о потерянных кошельках. Карандашом я отметил сводку о запуске «конки» конной линии от вокзала до главной площади. О таком в учебниках не писали. Возможно, линия была слишком короткой, чтобы её запомнили, но уже этот крошечный штрих менял картину.
Дома вечером закипал чайник, а на экране ноутбука мигал счёт за профессиональные курсы: четырнадцать тысяч рублей, даже с субсидией дорого. Однако мысли о маршруте не отпускали. По радио говорили, что регион готовится к снегу: первая декада декабря обещала минимумпять градусов. Я поднял воротник и достал из шкафа старую папку, чтобы на следующий день ничего не перепутать.
5декабря, когда над площадью кружились первые редкие снежинки, я снова сидел в архиве, почти один. Архивист вынес тяжёлый короб с фотографиями дореволюционной промышленной выставки. Я осторожно перебирал карточки, пока взгляд не наткнулся на отпечаток: блестящий павильон, толпа в котелках, а на дальнем плане маленький вагон с надписью «Лагунская линия». Рельсы тянулись к вокзалу, по тротуару шёл полицейский в мундире. Я замер. Ни в справочнике, ни в краеведческой монографии «Лагунская линия» не упоминалось значит, я держал в руках доказательство первой, пусть и короткой, трамвайной ветки города. Аккуратно вложил фото в конверт, положил в внутренний карман. Теперь экскурсия обязана начаться, даже если придётся строить всё с нуля. Возврата к прежней жизни уже нет.
Пока единственное доказательство отпечаток в конверте я держал, будто нес по улицам целый вагон. Вернувшись из архива, я не пошёл сразу домой, а зашёл в библиотеку: сканер там работал исправно, да и Зоя Ивановна не задавала лишних вопросов. Через пять минут карточка превратилась в чёткий файл, на экране появился штамп даты «20июля1912г». Я ещё раз сравнил рукописную надпись «Лагунская линия» с конкой, о которой читал днём ранее. Совпадало.
Вечером переслал снимок себе на телефон и разместил в городском чате «Наш двор наш город»: «Коллеги, ктонибудь слышал про эту линию?» Подпись сделал скромно: «Собираю материалы для экскурсии». Первые ответы пришли быстро смайлики, вопросительные знаки, один скептик написал: «Фотошоп». Уже к утру знакомый учитель истории Пётр Толкачёв попросил копию для школьного кружка, а администратор паблика предложил сделать короткую заметку.
Через два дня заместитель начальника управления культуры, тот самый, что листал мою тетрадь, позвонил. Голос был натянут, но вежлив: Мы бы хотели посмотреть оригинал. Я согласился встретиться в мэрии и пришёл с папкой. В приёмной пахло степлером и старым линолеумом. Чиновник, глядя на часы, попросил оставить карточку для «проверки подлинности», однако я твёрдо ответил: Оставить не могу, но могу показать и дать скан. Упорство сработало: мне предложили записаться на ближайшее заседание аттестационной комиссии уже 18декабря. Без удостоверения, напомнили, брать деньги за экскурсию будет незаконно.
До комиссии оставалась неделя. По утрам я вспоминал станки каждая деталь ложилась точно в паз. Здесь пазов не было, но была логика: чужие сомнения перекрыть фактами. Я распечатал маршрут, добавил остановку у места бывшего депо и позвонил Нечаеву: Обещал фотоаппарат? Пригодится. В воскресенье, под тонкий снежный хруст, мы прошли весь путь от вокзала до сквера, где когдато сходились рельсы. Нечаев щёлкал затвором, ворчал, что руки мёрзнут, а в конце признался: Знаешь, интересно ходить, когда есть, что слушать. Эти слова согревали лучше перчаток.
Комиссия собралась в актовом зале техникума: трое экспертов, один представитель области и дюжина соискателей. Я держал файл с фотографиями, сканами газет, выпиской из архивного фонда. Сначала спрашивали формальные вещи нормы безопасности, права туриста, маршрутные листы. Затем кивнули: Представьте изюминку. Я развернул снимок с «Лагунской линией» и коротко объяснил, как ветку продлили всего на восемь кварталов, а после паводка разобрали, поэтому о ней почти не писали. Эксперты переглянулись; одна женщина подсказала: Этот сюжет может стать частью муниципальной программы. Итог объявили через полчаса: аттестацию прошли восемь кандидатов, среди них я, Сергей Морозов. Временное удостоверение ламинированная карточка с гербом региона выдали сразу.
Утром я прикрепил бейдж к куртке и разместил объявление: «Пешая экскурсия Трамвай, которого не было воскресенье, сбор у старого часового павильона». Цена символическая: сто пятьдесят рублей с человека. К полудню записалось двенадцать жителей, включая библиотекаря, Петра Толкачёва с двумя десятиклассниками и, к удивлению, секретаря того же замначальника культуры. Снег шёл мелкий, безветренный, тротуар поскрипывал, когда группа вышла к первой остановке.
Я говорил ровно, почти как тогда инструктировал смену перед пуском станков: чётко, без лишних жестов. Показал фото прежней торговой площади, рассказывал, как лошади тянули вагонетки по рельсам, а мальчишки бросали камешки, чтобы звенело. У бывшей пожарной каланчи остановился, развернул большой планшет с отсканированной карточкой любезность Нечаева. Толкачёв ахнул, секретарь снял короткое видео, школьники попросили подержать. Я впервые за недели услышал, как ктото шепчет соседу: «Неужели правда?». Этот шёпот звучал громче любых аплодисментов.
После двухчасовой прогулки, разлив горячий чай из термоса у конечной точки, я поставил на крышку урны коробку для отзывов. Люди бросали монеты, оставляли телефоны. Секретарь города коротко сказала: Начальство просило передать благодарность и предложить включить маршрут в официальное расписание на весну, если подготовите документы. Я кивнул, отметив про себя: впервые администрация говорит о «мы», а не о «вы». Карточку с номером я убрал во внутренний карман рядом с конвертом.
Вечером, сняв ботинки на коврике, я высыпал выручку на стол: полторы тысячи ровно. Не миллионы, но достаточно, чтобы оплатить интернет и часть счетов. На кухне ровным светом горела лампа; под чайником лежала газета с объявлением о поддержке предпенсионеров теперь она казалась менее страшной. Я открыл блокнот и записал: «Следующая тема мост артелей 1913, разрушенный паводком». Уголком глаза заметил, как за окном фонарь подсвечивает лёгкий снег. Город дышит тихо, без громких слов, но в этом дыхании есть место и мне.
Через два дня я отнёс в администрацию пакет маршрутные листы, копии архивных документов и письмо, где предлагал провести для муниципальных гидов короткий семинар. Секретарь удивилась, но приняла бумаги. На выходе я остановился у доски объявлений: сверху прикололи афишу «Весенний фестиваль уличных прогулок». Дата начала март. Внизу свободный угол ждёт новых листков. Я мысленно посчитал шаги от доски до бывшего депо тридцать восемь, точно столько, сколько от токарного станка до окна в цехе. Тело помнит расстояния, даже если меняется маршрут.
Перед сном вынул из конверта оригинал фотографии, держал её над настольной лампой и положил в пластиковый пакет. Затем закрепил на стене карту города и крохотной кнопкой отметил места, которым ещё предстоит зазвучать. В комнате не было звуков станков, не пахло машинным маслом лишь тихое шуршание снежинок за подоконником. Я выключил свет, оставив лампу ночником. Пятнистый свет падал на карту. Маршрут продолжался…
