**Дневниковая запись**
Мне пятьдесят шесть, и я довольна тем, как сложилась моя жизнь. После развода с мужем я осознала — душевный покой дороже всего. Теперь я живу с мужчиной, с которым нам хорошо, но в ЗАГС мы не спешим: не хотим путаницы с наследством. Он поселил меня в своём доме под Москвой, а моя московская квартира осталась моей. Там всё по-моему: любимый диван, потрёпанная кулинарная книга, запах свежемолотого кофе по утрам. Иногда я наведываюсь туда по делам, но большую часть времени провожу за городом, в тишине.
У меня есть сын — Дмитрий, ему 23. Живёт в моей квартире. Я не беру с него денег, сама плачу за коммуналку — пусть встаёт на ноги. Вроде старается, работает. Но, как выяснилось, мои представления о его жизни далеки от реальности.
Этой весной я почти не бывала в городе. Всё делала удалённо, даже встречи с клиентами — по видеосвязи. Но однажды срочно вызвали в офис подписать документы. Решила заглянуть в квартиру на ночь, не предупреждая Дмитрия. Утром разберусь с бумагами — и обратно в деревню.
Открываю дверь — и на пороге… незнакомка. В моём халате, с мокрыми волосами, только из душа. Мы замерли, уставившись друг на друга.
— Ты кто и что делаешь в моей квартире? — спросила я сквозь зубы.
Она замялась, залепетала что-то про Диму, мол, «он разрешил». Оказалось, мой сын привёл свою Людмилу пожить, пока я «всё равно на даче». Даже не спросил. Решил, что раз мамы нет — можно обустраивать тут свой быт.
А вокруг — мои вещи. Одежда, бумаги, книги. И никого это не смутило. Девушка вела себя как хозяйка: сушила волосы феном, гремела посудой, копошилась в холодильнике, даже чаю не предложила. Я стояла в прихожей и чувствовала, будто меня вычеркнули из собственного дома.
Дождалась Дмитрия. Без крика сказала:
— Сын, нотации тебе читать не буду. Но запомни: чужих жён в своём доме я не потерплю. Хочешь семью — рада за тебя. Но создавай её на своей территории. Собирай вещи и съезжай. Где жить будете — твои проблемы.
Он попытался спорить:
— Мам, ты же тут не живёшь! Ты сама говорила, что квартира останется мне и Люде!
— После моей смерти — да, — ответила я. — Но пока я дышу — это мой дом. Я хочу заходить сюда, когда захочу, и не натыкаться на посторонних. И уж точно не собираюсь подстраиваться под чьи-то амбиции.
Дмитрий ушёл. С Людмилой. Сняли квартиру. Теперь дуется, не звонит. А та, говорят, возмущается: мол, у меня «скверный характер» и «я разрушила их счастье». Смешно. Я со свекровью не жила — и чужих женщин у себя терпеть не намерена.
Да, я люблю сына. Но любовь — не повод терять себя. Мой дом — моя крепость. Я слишком многое пережила, чтобы теперь отдавать последнее убежище тем, кто считает себя вправе им распоряжаться.
Пусть учатся жить сами. Пусть платят за аренду, считают деньги, моют посуду и разгребают счета. Это и есть взросление. А я? Я хочу тишины. Хочу приходить домой и знать, что мне не придётся делить ванную с чужим бельём или слушать, как на моей кухне осуждают мои принципы.
Мне не стыдно за свой выбор. Я заслужила покой. И в своём доме не потерплю ни снох, ни зятьёв. Хватит.