Я разорвала отношения с матерью из-за собаки. И ни капли не сожалею.
Всё изменилось не в тот день, когда мы с мужем взяли пса из приюта, и не когда я узнала, что наконец-то беременна после долгих лет отчаянных попыток. Нет. Мир перевернулся, когда моя мать, с которой у нас всегда было полное понимание, вдруг превратилась в злейшего врага — не моего, а моего пса.
Барс вошёл в нашу жизнь восемь лет назад. Щенок с печальными глазами и тяжёлым прошлым, но с безграничной любовью внутри. Мы с Дмитрием сразу прикипели к нему — он стал для нас сыном, особенно когда все наши попытки завести ребёнка заканчивались разочарованием. Мы лечили его, водили к ветеринару, занимались с кинологом, учили правильному поведению. Он вырос в идеального пса: ласкового, воспитанного, преданного. Мы жили тихой семейной жизнью — я, муж и наш Барс.
Когда после долгих лет лечения я увидела две полоски на тесте, счастью не было предела. Мы плакали, обнимаясь. Мама и свекровь вроде бы тоже обрадовались, но их радость быстро сменилась упрёками и истериками:
— Срочно избавься от собаки! Ты совсем рехнулась? Шерсть везде! Аллергия! Укусит! — кричала мать.
— Отдайте кому-нибудь! Это же ребёнок! Неужели он для вас менее важен, чем пёс? — вторила свекровь, закатывая глаза.
Мы с Димой попытались объяснить, что Барс — не угроза. В доме чистота, робот-пылесос работает, все санитарные нормы соблюдаем. Собака — член семьи. Никто никому её не отдаст. Но старшее поколение не унималось. Мать названивала по десять раз в день, всхлипывая, что я гублю своего ещё не родившегося ребёнка. Свекровь устраивала скандалы мужу. Давление усиливалось, а я на шестом месяце лежала ночью, сжимая живот от тревоги.
— Ещё одно слово — и вы у нас больше не появитесь, — холодно сказал Дима, глядя им в глаза.
После родов они затихли. Но ненадолго.
Когда я с сыном вернулась из роддома, первым делом подошла к Барсу — он скулил у двери, скучая по нам. Я присела, обняла его. Мама и свекровь переглянулись. А когда у малыша появилась сыпь, их ярости не было предела.
— Это же шерсть! Всё из-за собаки! Ты совсем не в себе! — визжала мать.
— Пёс рядом с младенцем на кровати! Да у тебя бабушка в гробу перевернулась бы! — подхватила свекровь.
Я молчала. Но Дима больше не выдержал. Он выставил обеих за дверь.
Тогда начались угрозы. Сначала — «мы с лёгкостью отравим этого пса!», потом — «подадим жалобу в опеку!». Мать заявила, что напишет заявление: мол, ребёнок живёт в ужасных условиях, в одной квартире с собакой. Что меня надо лишить прав, что я «неадекватная», раз ставлю животное выше младенца.
Ужасные условия?.. У меня чище, чем в операционной. Я мою полы трижды в день. Следую всем нормам гигиены, стираю детские вещи отдельно, контролирую микроклимат. Но какое это имеет значение, если в голове — лишь ненависть?
Я сказала матери твёрдо: ещё один шаг в сторону органов — и ты больше никогда не увидишь внука.
С тех пор — тишина. Иногда больно. Всё-таки это моя мать. Но Барс — тоже семья. Он был с нами, когда мы отчаивались. Он согревал нас в самые тяжёлые дни. Он — не опасность. Он — любовь.
Я не отдала и не отдам его. И если мне пришлось выбирать между шантажом и правом жить в мире с теми, кого люблю, — я выбрала последнее. И ни о чём не жалею.
