**Нашли под дубом: как два мальчика стали нашими сыновьями**
Сегодня в нашей семье прибавилось. Вернулся я из леса с двумя мальчишками на руках — нашли их под старым дубом. Теперь они наши. Говорил это жене, а голос будто проваливался куда-то вглубь, словно я на дне реки.
Аннушка стояла у печи, пар от варящегося супа застилал окна. Сквозь запотевшее стекло она разглядела мою фигуру с двумя свёртками в руках.
— Что ты сказал? — чашка в её руках дрогнула. — Какие ещё дети?
Я распахнул дверь. В кухню ворвался холод, а с ним и я — в куртке, усыпанной хвоей. Мальчики, завёрнутые в старый плед, тихо сопели. Один сжимал в кулаке истрёпанного медвежонка, второй спал, прижавшись ко мне.
— Сидели под дубом, будто ждали, — прошептал я, опускаясь на лавку. — Кругом никого. Лишь следы взрослых, уходившие к болоту.
Анна подошла ближе. Один из малышей приоткрыл глаза — тёмные, ясные. Лоб горячий, но взгляд осознанный.
— Что ты наделал, Сергей? — выдохнула она.
Из спальни донёсся шорох. Наша дочь Лиза, шести лет, протирала глаза в дверном проёме. — Мама, кто это?
Анна замерла.
— Это Федя и Гриша, — твёрдо сказал я. — Теперь они с нами.
Лиза осторожно подошла, вытянув шею. — Можно их обнять?
Жена кивнула. Слова застряли у неё в горле.
Дни потекли чередой хлопот. Мальчики оказались младше Лизы — лет по три. Боялись громких звуков, мяса не ели, Гриша забивался за печь, а Федя всхлипывал во сне.
— Надо в опеку сообщить, — качала головой медсестра Татьяна Петровна, осматривая детей. — Может, их ищут.
— Никто не ищет, — отрезал я. — Следы вели к болоту. Этого достаточно.
— Люди шепчутся, Сергей. Лишние рты кормить — зачем? У вас же уже… — Она взглянула на Анну.
— Хватит, — голос жены стал ледяным. — У нас уже что?
— Вы не в Сочи живёте, — буркнула Татьяна, отворачиваясь.
Ночами Анна стояла у окна. За стеклом качались сосны. В детской спали втроём: Лиза обнимала мальчиков, будто щит.
— Не спишь? — я обнял её сзади.
— Вспоминаю.
Он знал, о чём. Четыре года назад, переехав в этот дом на опушке, мы потеряли сына. Быстро, тихо. Больше детей не было.
— Если ты их поднял, — Анна повернулась ко мне, — значит, я не могу их отпустить.
Я молчал. Смотрел в сторону леса, где под дубом началась наша новая жизнь.
Через неделю мальчишки освоились. Федя научил Лизу лепить пирожки из песка. Гриша гладил дворовую собаку.
— Вылитый твой, — усмехалась соседка. — Особенно этот, с ямочкой. Твоя кровь.
Я молчал. Но вечером сел с детьми и начал рассказывать сказку. Голос звучал тихо, как ручей в овраге.
Дом наполнился шумом, суетой — и жизнью.
Прошло шесть лет. Осень раскрасила лес в золото. Дом оплел хмель, у бани вырос куст облепихи.
— Опять дразнят, — швырнул портфель Федя. — Говорят, мы ненастоящие.
— Дать в лоб? — подняла бровь Лиза.
— Гришка дал. Потом сидел под липой до темноты.
Я вошёл, стряхивая дождь с куртки. — Опять подрался?
— Ваньку Семёнова побил, — кивнул Федя. — Сказал, у нас фамилии нет.
Я промолчал. Каждый день возил их через лес в школу. Зимой вытаскивал машину из снега, весной вязли по оси в грязи.
— Школа закаляет, — сказал я.
— Это не закалка, — появилась Анна. — Это травля. Больно смотреть.
Гриша вошёл последним, с синяками на скулах.
— Я больше не буду, — прошептал.
— Будешь, — я положил руку ему на голову. — Если бьют — бей в ответ.
Вечером пошли в лес. Под мелким дождём, по знакомым тропам.
— Видишь кольца на пне? — показал я. — Каждый год — новое. А кора защищает. Без неё дерево сгниёт.
— Я — кора? — спросил Гриша.
— Мы все — кора. И корни. Держим друг друга.
Дома Анна расчёсывала Лизе косу.
— Мама, ты их сразу полюбила?
— Нет. Сначала был страх. Потом тревога. А потом поняла: они всегда были наши. Просто родились не у нас.
— Я боялась, что вы меня разлюбите, — призналась Лиза. — Теперь без них — не мы.
Лиза стала отличницей. Федя — мечтатель,
