ПОКА НЕ ПОЗДНО
В двенадцать часов у Аграфены операция. Простая, плановая, час наркоза, несложные манипуляции и выписка в тот же день. Похорошему я должен был ехать с ней, но она не настаивает знает, что я занят. Да и открытие нового филиала в Москве уже на подходе.
Всё будет в порядке, говорит она, позвоню, как всё закончится.
И, чмокнув меня в щеку, бросает в сумку несколько пакетиков корма «КотЭко» для котов, живущих в подвале, и выбегает.
Я поправляю галстук, ещё раз придирчиво смотрю в зеркало, хватаю папку с проектом и мчусь на работу. Должность генерального директора в «ТехноИнвест», компанию, которую я за несколько лет вывел в лидеры российского рынка, требует полной отдачи. И я отдаю. Каждую свободную минуту. С лихвой. Утешаю себя тем, что всё это для неё, для её котовблохастиков и даже для меня самого.
Не то чтобы я не люблю кошек. Просто её увлечение кажется мне бессмысленным, пустым, без пользы. Придурью, с которой приходится мириться, как с недостатками любимого человека. Поэтому каждый мой попытка привезти бездомных котов домой заканчивается категорическим отказом. Нет в этом смысла, нет пользы. Я предлагал ей завести породистого сибирского кота хоть статус, хоть соответствие. А подвал? Что с него взять? Я не понимаю, а она уже устала объяснять.
Операция простая плановая ничего особенного Я должен был поехать туда с ней!!! сколько раз я произнёс это за неделю? Тысячу? Десять тысяч? Когда я бросаю всё и мчусь в больницу, когда вцепляюсь в полы белого халата, когда дрожу от взгляда врача когда рву в клочья проект, не позволяющий мне быть рядом, и, стоя на коленях у её кровати, втыкаю лбом в её руку и прошу её не бросать, вернуться, открыть глаза, произнести хоть слово.
Она молчит. Никто из нас не знал, что плановая операция и час наркоза могут обернуться комой
Мы делаем всё, что в наших силах, пытается донести врач.
Вы ничего не делаете! бешусь от бессилия, оплачивая её перевод в отдельную палату, стоя в очереди за наличными в рублях.
Шанс есть, надо ждать, успокаивает медсестра.
Где он, этот шанс?! кричу в коридор, когда через неделю она так и не приходит в себя.
Я испробовал всё: консультации лучших специалистов, музыку, разговоры, украшаю её палату цветами. Практически перестаю появляться на работе, лишь бы быть рядом каждую свободную минуту. Прошу, уговариваю, обещаю, шантажирую. Поддаваясь мимолетной глупости, целую её, вспоминая сказку о спящей красавице, и с каждой минутой всё глубже погружаюсь в отчаяние, в звериную ярость, требующую крушить всё на пути.
Перевернутый стул, разбитая ваза, отброшенная в порыве бешенства сумка, рассыпанные по полу разноцветные пакетики корма она так и не успела накормить котов. Тех самых бесполезных, вызывающих у меня лишь неприязнь, скрытую под маской равнодушия.
Дурак! Господи, какой же он дурак!
Хотел бы я всё вернуть, отмотать назад, стереть взмахом руки. Я готов ползать на коленях рядом с ней, забирать её котов домой и даже полюбить их, лишь бы
И вдруг адреналин спадает, кровь успокаивается. Устав, я поднимаю с пола разноцветные пакетики корма, чтобы уже через десять минут стоять у двери того самого подвала
Это называется фелинотерапия, серьёзно говорит лечащий врач, наблюдая, как я втаскиваю в палату шестую по счёту переноску.
Значит, мы будем первыми, с надрывом произношу, выпуская животных из клеток.
Это её коты. Понимаете? Её! И я отдам всё на свете, чтоб сказать ей об этом. Просто
Я предупреду персонал.
Спасибо, я должен был сделать это раньше Понимаете? Я
Никогда не теряй надежду. Мы все учимся на ошибках, не забывай об этом.
Я не забуду Больше не забуду.
В двенадцать часов у Аграфены операция. Простая, плановая, час наркоза, несложные манипуляции и выписка в тот же день. И она совершенно не настаивает на моём присутствии. Снова. Но почемуто не может скрыть счастливую улыбку, видя, как я, бросив в конец разровненный галстук, с раздражением надеваю шестую шлейку подряд на сопротивляющихся и откровенно убегающих котов Барсика и Мурки.
Её котов. Тех самых, подвалных, блохастых, под тяжестью которых она очнулась год назад, пытаясь сделать вдох и не понимая, что происходит.
Семь пар сверлящих её глаз. Шесть облегчённых вздохов на грани слышимости и один победный крик радости, который она никогда не забудет.
Возможно, поэтому сейчас, когда ей предстоит пережить всё заново, она не боится. Видя, как измотанный муж, к чьей рубашке прилипли цветные волоски шерсти, смотрит на неё укоризненно, она улыбается ещё шире.
А потом открыто смеётся над проходящими мимо людьми. Ведь мужчина в дорогом костюме, окружённый шестью беспризорными, но удивительно ухоженными котами, каждый из которых тянет тонкий поводок в свою сторону, громко вопит «Мяу?!» зрелище не для слабонервных.
Операция. Простая. Плановая. Час наркоза, несложные манипуляции и выписка в тот же день. И если вы не прекратите грызть всё подряд, то в следующий раз останетесь дома! негромко произносит сидящий в больничном дворике, окружённый котами, серьёзный мужчина, на коленях которого лежит слегка обкусанный, но всё ещё красивый букет роз.
Он бросает взгляд на часы, удобно перекидывает шесть разноцветных поводков, мимолетно проверяя, не ослабли ли шлейки, а затем смотрит в окно палаты, где сейчас просыпается после операции его жена. Скоро им разрешат зайти. И он, наконец, сможет пожаловаться на шестерых хвостатых бездельников, которые без неё совсем не слушают его.
И сказать, как сильно он её любит. И будет любить всегда. Даже когда она будет сутками пропадать в кошачьем приюте, строительство которого его компания профинансировала несколько месяцев назад.
Придурок, конечно Но вспоминая тот день, когда она открыла глаза, я каждый раз убеждаюсь: пока она рядом, в моей жизни нет ничего важнее её «придурковости». И значит, я буду дальше воплощать в жизнь эти глупые, но делающие её невероятно счастливой, капризы.
Всегда, пока ещё не поздно.
