Там, в Москве, в двенадцать часов у Анастасии запланирована операция. Всё простое: плановое вмешательство, наркоз на час, лёгкие манипуляции и выписка в тот же день. Она вроде бы и не просит, чтобы я был рядом, но я ведь занят открываю новый филиал нашей фирмы в центре.
Всё будет в порядке, сказала она, улыбнувшись, позвоню, как всё закончится. И, чмокнув меня в щёку, бросила в сумку несколько пакетиков корма для их котиков, которые живут в подвале нашего дома, и выскочила за дверь.
Я поправил галстук, ещё раз придирчиво посмотрел в зеркало, схватил папку с проектом и помчался в офис. Должность генерального директора в компании, которую я за пару лет вывел в лидеры российского рынка, требует полной отдачи. И я отдаю её каждый свободный миг, пока успокаиваю себя, что делаю всё для неё, для неё и даже для тех самых подвалных котов, которые постоянно ждут своей еды.
Я не какойто фанат кошек, просто это её увлечение, которое мне кажется бессмысленным. Поэтому каждый раз, когда она хочет принести домой бездомных блохастых котиков, я категорически отказываюсь. Нет в этом никакой пользы, никакого смысла. Я предлагал ей завести породистого азиатского кота хотя бы статусный, а не этих подвалных. Она уже устала объяснять, зачем ей эти животные.
***
Операция простая плановая ничего особенного надо было поехать с ней! повторяю я себе каждый день. Сколько раз? Тысячу? Десять тысяч? Когда я бросаю всё и мчусь в больницу, держась за полы белого халата, когда вижу, как врач морщит лоб, когда рву в клочья проект, который не даёт мне быть рядом, когда стою на коленях у её кровати, прижимаюсь лбом к её руке и прошу её не бросать меня, вернуться, открыть глаза, сказать хоть одно слово.
Но она молчит. Никто из нас не знал, что простая плановая операция и час наркоза могут превратиться в коматозное состояние
Мы делаем всё, что в наших силах, говорил врач.
Вы ведь ничего не делаете! я вопил в отчаянии, оплачивая её перевод в отдельную палату.
Шанс есть, надо ждать, успокаивала меня медсестра.
Где же шанс?! я кричал по коридору, когда через неделю она всё ещё не приходила в себя.
Я испробовал всё: консультации лучших специалистов, музыку, разговоры, завалил её палату цветами. Я почти перестал появляться на работе, лишь бы быть рядом каждую свободную минуту. Уговаривал, обещал, даже шантажировал. Поддаваясь мгновенной глупости, целовал её, вспоминая сказку о спящей красавице, и с каждым днём всё глубже погружался в отчаяние, в звериную ярость, желающую разрушить всё вокруг. Я перевернул стул, разбил вазу, в порыве бешенства бросил сумку, из которой рассыпались разноцветные пакетики корма. Она так и не успела накормить котиков тех самых, которые вызывали у меня лишь неприязнь, скрытую за показным равнодушием.
Дурак! Господи, какой же он дурак! я слышал в себе крик. Хочется всё вернуть, отмотать время назад, стереть ошибку. Я готов на коленях ползти с ней за этими её котами, забрать их домой, даже полюбить их, лишь бы
Внезапно адреналин, который держал меня в напряжении, просто спалил. Я устало посмотрел на беспорядок, дрожащими руками поднял с пола пакетики корма, чтобы уже через десять минут стоять у двери того самого подвала
***
Это называется фелинотерапией, серьёзно сказал лечащий врач, наблюдая, как я таскаю в палату шестую по счёту переноску.
Значит, мы будем первыми, с надрывом пробормотал я, открывая клетки.
Это её коты. Понимаете? Её! Я отдам всё, что только могу, лишь бы сказать ей об этом. Чтобы просто
Я предупожу персонал.
Спасибо, я должен был сделать это раньше Понимаете? Я
Никогда не теряйте надежду. Мы все учимся на ошибках, не забывайте об этом.
Я не забуду Больше не забуду.
***
В двенадцать часов у неё снова операция. Простая, плановая, час наркоза, выписка в тот же день. И она опять не требует моего присутствия. Но я вижу, как она улыбается, когда я, отодвинув галстук в сторону, снова и снова надеваю шесть шлейкок на сопротивляющихся котов, которые пытаются ускользнуть. Её коты те самые подвалные, блохастые, под тяжестью которых она чуть не упала год назад, пытаясь вдохнуть паузу.
Семь пар пронзительных её глаз, шесть облегчённых вдохов, один победный крик радости всё это она запомнит навсегда. Может, поэтому сейчас, когда ей снова предстоит пройти через всё это, она не боится. И видя меня, усталого, с шерстью, застрявшей в моей рубашке, она улыбается ещё шире.
А потом смеётся над прохожими, которые останавливаются, глядя на мужчину в дорогом костюме, окружённого шестью ухоженными котами, каждый тянет тонкую поводку в свою сторону, громко мяукая. Это зрелище не для слабонервных.
Операция. Простая. Плановая. Час наркоза, всё лёгкое, и если вы не перестанете грызть всё подряд, то в следующий раз останетесь дома! шепчет мужчина, сидящий в больничном дворе, окружённый котами, держа в руках слегка обкусанный, но всё ещё красивый букет роз.
Я бросаю взгляд на часы, ловко перебираю шесть разноцветных поводков, проверяю, не ослабли ли шлейки, и смотрю в окна палаты, где просыпается после операции моя жена. Скоро нам разрешат зайти к ней. И я, наконец, смогу пожаловаться на шестерых хвостатых бездельников, которые без неё меня не слышат.
Я скажу ей, как сильно её люблю и буду любить всегда, даже если она будет целыми сутками пропадать в кошачьем приюте, строительство которого недавно профинансировала наша компания.
Придурок, конечно Но каждый раз, когда я вспоминаю тот самый день, когда она открыла глаза, я убеждаюсь: пока она рядом, в моей жизни нет ничего важнее её «придурчатых» капризов. И я буду воплощать их в реальность, даже если они кажутся глупыми, лишь бы она была счастлива.
Всегда, пока ещё не поздно.
