Полдома твой, но жить там ты не сможешь! бывший муж подселил к ней и сыну отпетого уголовника
Ольга Соколова, сгорбившись, вышла из зала суда будто оставила душу там, среди холодных скамей, сухих фраз и равнодушных взглядов. Она походила на тень себя прежней, словно её вымарали из жизни, как ненужное слово из текста. Серое пальто, смятое и небрежно накинутое, едва держалось на плечах, будто и оно отказалось служить хозяйке. Волосы, когда-то аккуратно уложенные, теперь спутались и тяжело спадали на лоб. Руки безвольно повисли, но одна тонкая, бледная крепко сжимала маленькую ладошку сына, будто только в этом прикосновении оставалась связь с реальностью.
Мама прошептал Степа, пряча лицо от чужих глаз, словно понимал: сейчас она не в силах защитить их обоих.
Ольга не поднимала глаз. Всё. Конец. То, что было, исчезло, будто никогда и не существовало. Максим сделал это. Он разрушил их семью, отобрал почти всё, оклеветал, выставил её предательницей, даже сына убедил, что во всём виновата она. В горле встал ком, дыхание перехватило. Память предательски вернула ту сцену: три месяца назад, кухня, чужая женщина, резкий запах дорогих духов, и смех Максима такой же, как раньше, но уже не для неё. Она помнила, как он равнодушно бросил тогда:
Не вздумай сцену закатывать. Тебе же хуже будет.
Теперь, в шумном коридоре районного суда, вокруг неё сновали люди. Кто-то жевал жвачку, кто-то рылся в портфеле, ища потерянную папку. Никто не видел её боли, никто не знал, что внутри пустота. Все были заняты собой, своими делами, своей жизнью. А её жизнь только что рухнула, как карточный домик. Она сжала руку сына единственную опору в этом мире. Нужно было просто выжить. Всё остальное подождёт.
У подъезда их бывшего дома Ольга впервые за годы замерла в нерешительности. На бетонном крыльце стояли их вещи жалкие кучки: потёртый чемодан с зелёной полосой, пакет с игрушками, коробка с надписью «Документы». Всё покрылось пылью, мелкий дождь размыл на сумке тёмные пятна. Степа уткнулся ей в плечо:
Мам, мы домой?
Ольга вытерла ему нос уголком шарфа, попыталась улыбнуться, хотя губы дрожали:
Дом теперь там, где мы вместе.
Она подняла коробку, поставила чемодан на колёса. За дверью квартиры осталась прежняя жизнь закрытая навсегда, как театральный занавес после финального акта.
Ольга позвонила подруге Ирине. Та открыла в халате, в квартире пахло кофе и ванилью. Ирина обняла её крепко, как раньше, и осторожно прижала к себе Стёпу:
Живи пока у меня. Отдохни немного.
Дети Ирины уже спали. За ужином подруга несколько раз ловила её взгляд и каждый раз отводила глаза. В воздухе повисло неловкое молчание.
Прости наконец выдохнула Ирина. Максим он и со мной говорил. Намёкал, что у тебя проблемы с законом, с запрещёнными веществами. Просил быть осторожнее.
Ольга почувствовала, как дыхание сбивается. Даже здесь, в доме, где раньше смеялись, она ощущала себя чужой. Степа жадно ел, будто боялся, что его вот-вот прогонят.
Через несколько дней Ирина подошла с обеспокоенным лицом:
Прости, я Боюсь за детей. Максим уже всем рассказал. Мне даже подбросили твои «медицинские справки».
Какие справки?!
Что у тебя опасная болезнь и вредные привычки. Я знаю, что это ложь, но как мне заткнуть всех? Даже воспитательница в саду спрашивала про тебя.
Тёплый дом стал клеткой. Ольга снова собирала вещи, в голове гудело, сердце сжималось. Степа растерянно хныкал:
Я хочу своего мишку. Почему папа не разрешил его взять?
Папе сейчас не до этого, солнышко, ласково погладила его Ольга.
Эту ночь они провели на остановке под оранжевым фонарём. Дорожная пыль, вытоптанная трава. Степа спал, положив голову на её колени. Ольга смотрела в тёмное небо, где не было ни одной звезды.
Она приняла решение:
Поедем, Стёпочка, на дачу. Помнишь наш домик в деревне? Тот, где зимой малину ели.
Ночь казалась бесконечной, как дорога впереди лишь туманная надежда и старый дом на краю забытых тропинок.
Дачный посёлок встретил их пылью, дождями и запустением. Покосившийся забор, заросший крапивой, будто устало ждал их возвращения. Яблоня за домом осыпала землю жёлто-красными листьями, а на тропинке, кажется, годами не ступала нога человека.
Ольга подняла воротник, вдохнула воздух: запах прелой травы, печного дыма странное, но уютное ощущение.
Мам, мы здесь надолго? спросил Степа, шлёпая по мокрому порогу.
Как получится, дружок. Надо порядок наводить.
Сначала они мыли окна: Степа рисовал мыльные рожицы на стёклах, а Ольга смеялась, ловя себя на мысли, что впервые за долгое время не плачет.
Поможешь мне дорожку расчистить? спросила она. Степа радостно принёс старый совок, и вместе они убирали ветки и прошлогодние листья.
Когда усталость стала невыносимой, Ольга уложила сына в старую кровать. В мягком свете лампы комната казалась почти уютной. Степа прижался к ней:
Мам, а мы к папе уже не поедем?
Ольга крепко обняла его, сдерживая дрожь:
Теперь мы сами по себе, Стёпа. Всё будет хорошо.
Поздно вечером, когда сын уснул, Ольга открыла ноутбук. Пальцы замерли над клавиатурой хотелось исчезнуть, перестать быть этой Ольгой Соколовой.
Она всё-таки написала короткое письмо:
«Михаил Сергеевич, добрый вечер. Вынуждена уехать из города, задержалась из-за личных обстоятельств. Есть ли возможность работать удалённо?»
Ответ пришёл утром.
Ольга, начальник говорил ровно. Я в курсе ситуации. Попробу
Полдома твоё, но жить там страшно! – бывший муж подселил к ней и ребёнку отпетого бандита…