Татьяна сидела за массивным дубовым столом в своем доме в Перми, крепко сжимая кружку с остывшим чаем. Её взгляд был усталым, но твёрдым. Перед ней лежал документ — завещание, которое она переписывала уже в третий раз. Её дети, Дмитрий и Анастасия, давно не бывали в отчем доме, но сегодня она вызвала их на серьёзный разговор. Слова, которые она приготовила, обжигали душу: «Или поможете мне сейчас, или забудете про наследство». Она понимала — эти слова разделят семью навсегда, но молчать больше не могла.
Всю себя Татьяна отдала детям. После гибели мужа она в одиночку поднимала Диму и Настю, работала с утра до ночи, чтобы у них было всё необходимое. Она гордилась их успехами: Дмитрий стал успешным программистом, Анастасия — стоматологом. Они уехали в Санкт-Петербург, обрели свои семьи. Татьяна радовалась за них, но с годами радость сменилась тоской. Дом, когда-то наполненный детским смехом, теперь стоял пустым. Здоровье ухудшалось — суставы болели, давление скакало, но звонки от детей звучали всё реже. «Мама, некогда, работа, дела», — отвечали они, а она молча глотала обиду, надеясь, что они одумаются.
Всё изменилось, когда она упала на обледеневшей дороге. Соседка, Мария Ивановна, вызвала «скорую», и Татьяна пролежала в больнице с переломом руки. Дети приехали, но ненадолго — пара дней, формальные вопросы о здоровье, и снова отъезд. Она осталась одна, борясь с бытом: не могла донести продукты, растопить печь, даже сходить в поликлинику было мукой. Она звонила детям, просила помощи, но слышала в ответ: «Найми сиделку, у нас свои заботы». Эти слова резали больнее, чем сама травма. Ей были не нужны чужие руки — ей было нужно внимание родных.
Решение созрело ночью. Татьяна листала старый альбом с фотографиями: вот Дима в первом классе, вот Настя с куклой… Слёзы капали на пожелтевшие страницы. Она не хотела умирать в одиночестве, забытая детьми. Её дом, участок, сбережения в банке — всё, что она копила всю жизнь, — должны были достаться им. Но за что? За редкие звонки раз в месяц? Она решила: наследство получат только те, кто докажет свою любовь. Пригласила нотариуса и внесла условие: помогать — или лишиться всего.
Когда Дмитрий и Анастасия приехали, Татьяна не стала смягчать слова. «Я устала быть для вас приложением к наследству», — сказала она, и голос дрогнул. — «Если не будете помогать, всё достанется Дому ветеранов». В комнате повисло молчание. Дмитрий хмурился, Анастасия теребила край кофты. Они ждали обычных расспросов, но услышали ультиматум. «Это шантаж, мать», — прошипел Дмитрий. «Это справедливость», — ответила Татьяна, чувствуя, как дрожат руки.
Анастасия попыталась оправдаться: «Мама, мы тебя любим, но у нас свои семьи». Татьяна посмотрела на дочь и увидела не тревогу, а досаду. «Я не прошу бросить всё. Я прошу помнить, что у вас есть мать», — ответила она, отвернувшись, чтобы скрыть слёзы. Дети уехали в тот же вечер, пообещав «обсудить». Но Татьяна знала — они не вернутся. Звонки стали реже, а в голосах появилась натянутость. Они обсуждали её за глаза, называли жестокой, но она не отступила. Её дом больше не был открыт для тех, кто приходил только за деньгами.
Прошёл год. Татьяна стала справляться с помощью соседей и местной соцслужбы. Продала часть огорода, наняла помощницу, записалась в клуб «Золотой возраст», где нашла подруг. Сердце ещё ныло по детям, но она перестала чувствовать себя брошенной. Она изменила завещание в пользу фонда помощи одиноким старикам. Дмитрий и Анастасия узнали об этом и перестали звонить вовсе. Татьяна плакала в подушку, но где-то внутри чувствовала странное облегчение. Она избавилась от последней иллюзии — что её можно купить.
Теперь, сидя на крылечке и глядя на закат, Татьяна думает не о наследстве, а о том, как ещё помочь людям. Она печёт пироги для местной воскресной школы, вяжет шарфы для детдома. Её жизнь, казавшаяся пустой, наполнилась новым смыслом. Но каждую ночь, ложась спать, она шепчет: «Простите, если виновата». Она знает — поступила правильно, но боль от разрыва с детьми останется с ней навсегда.
