Старый чемодан
Анна сердито выбежала на крыльцо, хлопнув калиткой так, что во дворе всполошились куры. С бабушкой опять поссорились. Вечно одно и то же: «Прополи морковку», «Помоги с вареньем», «Хватит в телефоне сидеть». Как будто ей, восемнадцатилетней, больше нечего делать в деревне!
— Анна! Вернись сейчас же! — крикнула вслед Мария Семёновна. Но внучка уже шла по пыльной просёлочной дороге, не оглядываясь. Идти было некуда, но возвращаться — тем более не хотелось.
Дошла до речки, села на берег и смотрела, как солнце медленно скрывается за лесом. Обида клокотала внутри: на родителей, уехавших в Польшу по контракту и бросивших её одну; на бабушку, которая вместо того, чтобы отпустить в Москву, затащила в эту глушь. Анна уже поступила в институт, впереди новая жизнь — а тут банки с огурцами таскает.
Наутро бабушка постучала в дверь:
— Аннушка, помоги, ладно? Надо банки в погреб отнести. Сама я по этим ступенькам не справлюсь.
Скрипя сердцем, Анна поднялась, умылась и пошла. Банки были тяжёлые, лестница — скрипучая. Таскала по две за раз. На последнем спуске в углу заметила старый, запылённый чемодан.
— Бабуль, а это чей сундук?
— И не знаю… Наверное, твой дедов. Я с тех пор, как его не стало, в погреб не спускалась.
Любопытство охватило Анну. Не слушая бабушкиных возражений, она вытащила чемодан на свет. Кожа потрёпана, замок заржавел.
— Брось эту рухлядь, — пробормотала Мария Семёновна. — Мало ли что там.
Но Анна уже копалаcь в старых рубахах, пожелтевших фотографиях и каких-то бумажках. На самом дне лежал аккуратный конверт. На нём было выведено: «Ольге. Простить и понять». Почерк узнаваемый — деда Сергея.
— Можно? — спросила внучка, глядя на бабушку.
Та кивнула. Анна развернула письмо. Оно было пронзительное. Дед просил у какой-то Ольги прощения. Писал, как любил её и как погубил всё ревностью. Дата — 1972 год. Бабушка побледнела.
— Это… через полгода после нашей свадьбы, — прошептала она.
— Может, не надо копаться, — тихо сказала Анна.
— Нет. Теперь я должна знать. Где то самое место, про которое он написал: «где я сломал её счастье»?
Поздно вечером бабушка попросила внучку раздобыть билеты в Рязань.
— Просто сделай это. Я должна увидеть тот дом.
Назавтра они вдвоём ехали в поезде. Дорога была долгой, и всю дорогу бабушка говорила. О юности, о том, как встретила Сергея, как вышла за него по любви. Но где-то в глубине всегда жила тревога — будто он не до конца принадлежал ей.
Приехав, вызвали такси и поехали по адресу из письма. Дом был деревянный, крепкий. Пока стояли у калитки, сзади раздался голос:
— Вам кого?
Обернулись. Перед ними стояла старушка лет восьмидесяти, бодрая, с умными глазами.
— Здравствуйте. Вы не знаете Ольгу Дмитриевну? — спросила Мария Семёновна.
— Моя дочь, — улыбнулась та. — Только она давно в Питере.
— А Сергея Громова знали? Я его вдова…
Женщина пригласила их в дом. Представилась — тётя Глаша. Рассказала, что когда-то Сергей служил здесь. Оля работала в госпитале медсестрой. Они любили друг друга, собирались пожениться, но кто-то пустил слух, будто Оля ему неверна. Сергей поверил — и ушёл. Оля не простила, но не разлюбила. Через два года согласилась выйти за другого. За месяц до свадьбы пришло письмо от Сергея. Но мать, тётя Глаша, вскрыла его, прочла — и отослала назад.
— Я хотела, чтобы она жила дальше. И, знаешь, не жалею. Она счастлива. Всё у неё хорошо. И ты, Маша, жизнь свою прожила честно. Значит, так и надо было.
Анна и бабушка вышли молча. У Марии Семёновны на глазах блестели слёзы.
— А если бы она простила?.. — прошептала она позже в гостинице.
— Бабуля, история не терпит «если», — тихо сказала Анна. — Ты была его женой. Он любил тебя. И ты его.
Мария Семёновна кивнула, обняла внучку и впервые за долгое время улыбнулась.
