После её свадьбы я потеряла не маму — а самого родного человека.
Мне двадцать пять. У меня нормальная работа, заочка, пытаюсь потихоньку строить свою жизнь. Работаю помощницей директора в крупной транспортной компании в Нижнем Новгороде, вроде всё складывается, но сердце ноет, потому что дома — больше не дом. А мама… та мама, которую я знала с детства, — будто испарилась.
Мама растила меня одна. Отца я никогда не видела — в свидетельстве прочерк, а в её воспоминаниях — туман. Мы были как подруги. Бывало, конечно, всякое. В подростковом возрасте я бунтовала, хамила, дверьми хлопала, но мама умела до меня достучаться. Она всегда слушала, всегда любила. Даже когда всё вокруг казалось чёрным, она оставалась моим тёплым уголком.
Пару лет назад я съехала — снимала комнату, жила отдельно. Но год назад всё посыпалось. Операция, болезненный разрыв, душевный кризис. Мама, конечно, не бросила — я вернулась в её квартиру, ту самую, где всегда чувствовала себя защищённой. Вот только вернулась я уже в другой дом.
Всё началось года четыре назад, когда мама впервые заговорила про Игоря. Коллега, солидный, старше её. Но оказалось — женат. Меня это насторожило, но мама, как девочка, твердила: «Они уже давно не вместе». Они продолжали встречаться, потом он ушёл от жены и въехал к нам. А через год они расписались.
Свадьба была скромной, только родные. Я улыбалась, дарила цветы, пыталась радоваться за неё. Но с этого момента мама стала исчезать — растворяться в нём. Её характер менялся — незаметно, но неотвратимо.
Раньше мы могли до ночи разговаривать обо всём: от сериалов до моей учёбы, от еды до планов на будущее. Теперь — только тишина. Игорь явно не радовался моему присутствию. Его колкие замечания, насмешки, взгляды — мама будто не замечала. Или не хотела.
Постепенно она стала другой. Голос — холодный, манеры — чужие. Как будто перенимала его черты. Сначала мелочи: слова, интонации. Потом начала критиковать всё: мою одежду, мои отношения. Говорила, что мой парень — «никчёмный», что я «неудачница», раз не могу устроить личную жизнь. А ведь ещё недавно она гладила меня по голове, когда я рыдала из-за несчастной любви.
Самое страшное — она начала пить. Каждый вечер я приходила с работы и заставала их за столом с бутылкой. Рюмки, закуска, хриплый смех с какой-то злобой. Они разговаривали так, будто я лишняя. А иногда мама в пьяном угаре заявляла, что я здесь «временно». Что квартира — её, и если что — дверь открыта.
Я пыталась говорить с ней. Спокойно, с болью, умоляла: очнись. Ты же не такая. Это не ты. Она отмахивалась. Уходила. Или бросала: «Ты просто завидуешь, потому что у тебя жизнь не сложилась».
Мы потеряли друг друга. Без скандала. Без громкого разрыва. Просто разошлись, как два поезда на разных путях.
Теперь у меня новый этап. Парень сделал предложение. Ищем квартиру. Вроде бы надо радоваться, а на душе тяжело. Как оставить маму с этим человеком, который её ломает? Она никогда не была такой — чёрствой, злой, равнодушной. Но теперь — такая.
Уйти — значит бросить её. Остаться — предать себя. И я не знаю, как с этим жить.
