Мама упрекает меня, что никак не помогаю с больным братом, но я просто собрала вещи после школы и смылась из дома.
Алина сидела на скамейке в Екатеринбургском парке, наблюдая за кружащимися в холодном ноябрьском ветру листьями. Телефон снова задрожал — новое сообщение от мамы, Светланы: «Ты нас бросила, Алина! Кириллу всё хуже, а тебе хоть бы что!» Каждое слово било по нервам, но Алина не отвечала. Не могла. В груди клубилось что-то тяжёлое — вина, злость, обида, — словно якорь, тянувший её обратно в тот дом, из которого она сбежала пять лет назад. Тогда, в восемнадцать, она рванула в новую жизнь, не зная, правильно ли это. И теперь, в двадцать три, всё ещё сомневалась.
Алина выросла в тени младшего брата Кирилла. Ему было три, когда врачи обнаружили тяжёлую форму эпилепсии. С тех пор их квартира превратилась в филиал больницы. Мать, Светлана, жила только им: таблетки, доктора, бесконечные обследования. Отец не выдержал и сбежал, оставив Светлану одну с двумя детьми. Алине тогда едва исполнилось семь, и с той поры она стала не ребёнком, а тенью. Её детство растворилось в бесконечных «Алин, подай», «Алин, не шуми» и «Алин, подежурь, мне надо отлучиться». Она терпела, но с годами поняла: её мечты никого не интересуют.
К старшим классам Алина научилась быть удобной. Готовила, убирала, сидела с Кириллом, пока мать носилась по поликлиникам. Подруги звали в кино, но она отказывалась — дома её ждали. Светлана иногда бросала: «Ты моя опора», но это не грело. Алина видела, как мать смотрит на брата — с безумной любовью и отчаянием, — и понимала: на неё так никто не посмотрит. Она была не дочерью, а бесплатной сиделкой. В глубине души она любила Кирилла, но эта любовь давно пропиталась усталостью.
К выпускному Алина чувствовала себя пустым местом. Одноклассники болтали о вузах, тусовках, планах, а у неё в голове крутились только больничные счета и мамины слёзы. Однажды, вернувшись из школы, она застала Светлану в истерике: «Кириллу нужны новые лекарства, а денег нет! Ты должна устроиться, Алина, сразу после школы!» В тот миг что-то щёлкнуло. Она посмотрела на мать, на брата, на эти стены, которые душили её годами, и осознала: если останется, её не станет.
После выпускного она запихнула в рюкзак самое необходимое. Оставила записку: «Мама, я вас люблю, но мне надо уйти. Прости». С тремя тысячами рублей, накопленными на подработках, купила билет до Питера. В поезде она рыдала, чувствуя себя предательницей. Но под рёв колёс в груди билось что-то новое — надежда. Она хотела жить.
В Питере сняла угол в общаге, устроилась бариста, поступила на заочку. Впервые за долгие годы она почувствовала себя человеком, а не приложением к чужой беде.
Светлана не простила. Первые месяцы звонила, орала, умоляла вернуться. «Ты эгоистка! Кирилл мучается без тебя!» Алина высылала деньги, когда могла, но возвращаться не собиралась. Со временем звонки стихли, но каждая смс была пропитана упрёками. Алина понимала — Кириллу трудно, мать измотана. Но она больше не могла быть нянькой. Хотела любить брата как сестра, а не как сиделка. И всё же, читая мамины сообщения, каждый раз спрашивала себя: «А кто бы я была, если бы осталась?»
Сейчас у Алины своя жизнь. Работа в маркетинге, друзья, планы на магистратуру. Но прошлое не отпускает. Иногда она вспоминает Кирилла — его редкие улыбки в хорошие дни. Любит мать, но не может простить украденное детство. Светлана всё пишет, и каждое сообщение — как эхо той жизни, от которой Алина сбежала. Не знает, вернётся ли когда-нибудь, смогут ли они поговорить по-человечески. Но знает точно: в тот день, когда поезд унёс её из Екатеринбурга, она спасла себя. И эта правда, хоть и горькая, даёт силы идти дальше.
