Право выбора
Злата проснулась за минуту до сигнала будильника. В комнате ещё темнело, но за занавесками уже пробивался февральский серый свет. Спина слегка ноет от сна, пальцы слегка отёкшие, как обычно по утрам. Она посидела на краю кровати, подождала, пока голова перестанет кружиться, и лишь потом встала.
На кухне было тихо. Андрей уже ушёл на утреннюю пробежку, как делал последние несколько лет, после того как у него обнаружили повышенный холестерин. Злата включила чайник, достала из полки две кружки и убрала одну он поутрам всё равно пил только воду.
Пока вода нагревалась, она проверила телефон. В семейном чате ничего нового, лишь вчерашние фотографии внука, присланные сыном Игорем. Малыш в детском саду держал в руках картонную ракету. Злата улыбнулась автоматически и ощутила внутри знакомое тёплое чувство: ради кого она терпит пробки, отчёты, бесконечные планёрки.
Работа была её опорой почти тридцать лет. Отдел кадров в районной поликлинике в Москве: сначала младший специалист, потом ведущий эксперт. Лица врачей и медсестёр менялись, приходили и уходили главные врачи, а она оставалась. Она знала, у кого какие дети, в каком браке кто живёт, кому подсказать, как оформить отпуск по уходу, а кого вовремя подтолкнуть, чтобы не забыли принести справку.
В последние годы всё стало труднее. Бумажные делы сменились электронными системами, отчёты умножились, сверху требовали цифры и таблицы. Злата ворчала, но осваивала новые программы, записывала пароли в блокнот, хранила их в аккуратных папках на рабочем столе. Ей нравилось ощущать, что без неё весь тихий хаос рассыпётся окончательно.
Она налила себе чай, положила в него дольку лимона и села у окна. На дворе дворник отпрягал снег к обочине, редкие машины выезжали из двора. Злата представила, как через десятьпятнадцать лет будет смотреть на тот же двор с балкона, укутанная в тёплый халат. Возможно, рядом будет сидеть постаревший внук, болтать ногами и спрашивать, почему снег такой серый.
Эта картина давно жила в её голове. Летом к ней добавлялась дача с облупившимся домиком, грядки, где она, ворчливо, поливая укроп, потом вечером сидит у мангала и спорит с Андреем, сколько соли добавить в шашлык. Старость казалась понятной, хотя и не радостной. Своей.
В коридоре щёлкнула входная дверь, и по нему прошуршали кроссовки. Андрей вошёл на кухню, потянул носом воздух.
Опять чай без сахара? спросил он, вытирая шейку полотенцем.
Врач сказал, поменьше сладкого, напомнила Злата.
Он усмехнулся и налил себе воду из фильтра. Его виски слегка поседели, лицо стало уже более тонким. Когдато её привлекали его резкие скулы и уверенный взгляд. Сейчас она замечала в них усталость и скрытое раздражение, которое он старался скрывать.
Сегодня задержусь, сказал он, глядя в окно. Вечером не жди ужина.
Опять совещание? спросила она. Или занятия по английскому?
Он поморщился.
Не курсы, а занятия с репетитором.
Ну да, кивнула Злата. С репетитором.
Он бросил на неё короткий взгляд, но промолчал. В её животе сжалось. В последнее время их разговоры полны недосказанностей, слова, которые они не произносят, тяжелеют в воздухе, как густой туман.
Она оделась, проверила, закрыто ли окно в спальне, и уже в коридоре привычным жестом взяла связку ключей. Холодный металл приятно скользил по ладони. Эти ключи были с ней столько лет, что она почти не думала, как часто перекладывает их из сумки в карман. Дом, машина, дача, почтовый ящик её маленький набор уверенности.
В маршрутке было тесно. Люди молча глядели в телефоны, ктото зевал, ктото тихо ругался изза задержек. Злата прижала к себе сумку и начала думать о предстоящем дне. В обед нужно будет позвонить маме, спросить, как давление. Мамe семьдесят три, живёт в соседнем районе и упорно отказывается переезжать ближе к сыну.
Я всё знаю, говорила она вслух. В аптеке, в магазине, в поликлинике. Куда я пойду?
Злата каждый раз кивала и в глубине души понимала её. Привычные стены, знакомые лица, маршрут до остановки, который можно пройти с закрытыми глазами. От этого зависело ощущение, что ты ещё на своём месте.
В поликлинике пахло хлоркой и лекарствами. На входе охранник кивнул ей. В коридорах толпились пациенты, кто спорил с регистратурой, кто смотрел на часы. Злата прошла в свой кабинет, сняла пальто, включила компьютер и пошла за кипятком.
В отделе кадров было тесно: три стола, шкаф с личными делами сотрудников, старый принтер, который жужжал и глотал листы. Её коллега, молодая женщина лет тридцати, раскладывала бумаги по папкам.
Доброе утро, бросила та. Слышала новость?
Какую? поставила Злата кружку на стол и села.
Главврач собирает всех руководителей отделов в десять. Говорят, будет чтото про оптимизацию.
Слово повисло в воздухе, как сквозняк. У Златы внутри всё сжалось. За последние годы оптимизация означала одно: сокращения.
Может, опять новый отчёт, попыталась она отмахнуться.
Может, неуверенно сказала девушка.
Работа закрутилась. Приходили врачи, приносили заявления, спрашивали про отпуска. Злата механически объясняла, ставила подписи, вводила данные в систему. Мысли всё время возвращались к слову, прозвучавшему утром.
В десять её вызвали в актовый зал вместе с начальником отдела кадров. Там уже сидели заведующие отделениями, старшие медсёстры. Главврач, мужчина лет шестидесяти, вышел к трибуне, поправил галстук.
Он говорил о реформе, новых стандартах, необходимости «повышения эффективности». Злата слушала, как сквозь вату. Затем прозвучало, что штатное расписание пересмотрят, часть функций объединят, гдето найдутся «избыточные единицы».
Конкретные решения будут приняты в ближайший месяц, сказал главврач. Руководители получат списки должностей, подлежащих сокращению.
Слово «должностей» прозвучало тяжело. Злата поймала взгляд начальника отдела кадров, тот быстро отвернулся.
После собрания она вернулась в кабинет и закрыла дверь. Коллега уже знала всё новости разлетались мгновенно.
Думаешь, нас затронут? спросила девушка, нервно теребя ручку.
Не знаю, ответила Злата. У нас и так не хватает людей.
Но если объединят с бухгалтерией не договорила она.
Злата вспомнила, как в соседней поликлинике год назад сократили одного кадровика, оставив троих работать вдвоём. «Справятся», сказали тогда.
Она попыталась вернуться к делам, но цифры расплывались перед глазами. Перед обедом она зашла к начальнику отдела кадров.
Можно минутку? спросила она, приоткрыв дверь.
Он кивнул, не отрывая глаз от монитора.
Ты слышал? начала Злата.
Да, коротко ответил он.
Наш отдел запнулась она.
Он наконец посмотрел на неё. Взгляд был усталым.
Злата, пока ничего конкретного не знаю. Ждём указаний сверху. Как только будет информация, я скажу.
Она кивнула и вышла. В коридоре стало жарко, хотя на ней был лишь тонкий свитер. В голове всплыл возраст пятьдесят. Не сорок, когда ещё можно было попробовать чтото новое. Не тридцать, когда можно было рискнуть. Пятьдесят.
Домой она пришла позже обычного. В маршрутке застряли в пробке, и она всё время смотрела в окно, не видя улиц. Мысли крутились: если её сократят, где найдёт работу женщина её возраста с опытом? В частную клинику? В колледж? И захочет ли она начинать всё сначала, учить новые программы, вливаться в чужой коллектив?
Андрей пришёл около девяти, в костюме для важных встреч. Он снял пиджак, аккуратно повесил его, затем прошёл на кухню.
Ты ужинала? спросил он.
Ждала тебя, ответила Злата. Разогреть суп?
Не надо, я поел, сказал он и налил себе чай. У нас сегодня было собрание.
У нас тоже, сказала она. О сокращении.
Он поднял брови.
Тебя?
Пока не знаю. Сказали, штат пересматривают.
Он помолчал, потом сел напротив.
У меня тоже новости, сказал он. Предложили контракт за границей.
Злата не сразу сообразила.
Где за границей?
В Германии. Филиал компании запускает новый проект. Нужен человек с опытом. На дватри года.
Она посмотрела на него, не чувствуя лица.
Ты согласился? спросила она.
Я сказал, что подумаю, ответил он. Но, честно, это серьёзный шанс. И по деньгам, и по опыту.
Слова о зарплате ударили сильнее всего. Деньги всегда были аргументом, трудно оспоримым. Квартира, ремонт, помощь сыну с ипотекой, лекарства для мамы всё это стояло за сухой фразой.
На дватри года, повторила Злата. И что я буду делать эти годы?
Он отвернулся.
Можно обсудить варианты. Ты можешь поехать со мной. Там тоже нужны специалисты по персоналу. Я узнаю.
Она представила чужой город, непонятную речь, попытки объясниться на английском, который помнила лишь со школьных уроков. Представила маму одну, сына с семьёй, внука. И себя, стоящую в супермаркете гдето под Гамбургом, ищущую сметану на полках с чужими надписями.
Или можешь остаться, продолжил он. Работать здесь, быть с внуком. Дватри года пролетят.
Он говорил уверенно, но в голосе звучала неуверенность. Злата заметила, как он сжал пальцы на кружке.
А если не пролетят? тихо спросила она. Если ты там останешься?
Он вздохнул.
Я же не собираюсь эмигрировать. Это рабочий контракт.
Рабочий контракт тоже можно продлить, сказала она. Там новые возможности, новые связи. А здесь
Она не договорила. «А здесь» означало всё привычное и тяжёлое: очереди в поликлинике, бесконечные ремонтные дороги, цены в магазинах, новости по телевизору, от которых она давно перестала ждать чегото хорошего.
Тишина сдавала, слышался скрип стула в соседней квартире.
Давай не сегодня, сказал Андрей наконец. Я тоже устал. Обсудим на выходных.
Злата кивнула. Она чувствовала, как внутри поднимается волна, но не могла определить, страх это, злость или просто усталость.
Ночью она не могла уснуть. Слушала, как муж дышит рядом, как за окном редкие машины проносятся мимо. Мысли прыгали: сокращение, контракт, мама, внук, собственное тело, которое всё чаще напоминало о себе колено, спина, давление.
Утром она позвонила сыну. Тот ответил в спешке.
Мам, я на планёрке, сказал он шёпотом. Всё нормально?
Да, ответила она. Позвоню позже.
Она не хотела говорить о проблемах, не знала, что сказать. «Твой отец собирается уехать»? «Меня могут уволить»? Как это прозвучит для человека, который только начал вытаскиваться из долгов?
В поликлинике день был суматошным. В обед начальник отдела кадров позвал её к себе.
Злата, начал он, когда она вошла. Ситуация такова. Нам снизу пришло новое штатное расписание. Одна ставка в отделе кадров подлежит сокращению.
У неё в груди стало пусто.
Чья? спросила она, хотя уже знала.
Формально ведущего специалиста, сказал он, глядя в бумаги. То есть твою.
Формально? переспросила она.
Я могу предложить тебе должность инспектора, сказал он. Это понижение, но без увольнения. Зарплата будет меньше.
Она села, потому что ноги стали ватными.
Насколько меньше?
Он назвал сумму. Злата подсчитала в уме минус несколько тысяч рублей. Это означало, что придётся экономить ещё сильнее, меньше помогать сыну, меньше покупать лекарства маме.
И второй вариант, продолжил он. Сокращение по всем правилам. Выплаты, компенсация за три месяца. Можно встать на учёт в центр занятости.
Она кивнула. Слова о центре занятости звучали как чтото далёкое, из чужой жизни.
Подумай до конца недели, сказал он. Напишешь заявление, как решишь.
Она вышла из кабинета и долго стояла в коридоре, глядя в окно на заснеженный двор поликлиники. Люди приходили и уходили, машины скорой помощи подъезжали и уезжали. Жизнь шла своим чередом, будто её новости никого не касались.
Вечером она зашла к маме. Та сидела на кухне, читала газету в очках.
Ты бледна, сказала мама. Давление мерила?
Всё в порядке, ответила Злата. Просто день тяжёлый.
Она рассказала о сокращении, умолчав про предложение поехать за границу. Мама слушала, морщила лоб.
Понижение ещё не катастрофа, сказала она. Зарплата хуже, но работа есть. В твоём возрасте искать работу трудно.
А если я всё же попробую? спросила Злата. Может, найдётся чтото лучше?
Мама вздохнула.
Ты решай сама. Я в свои годы никуда не рыпалась. Но времена меняются.
Слово «времена» прозвучало странно. Злата подумала, что времена всегда меняются для тех, кто стареет.
На обратном пути она ловила себя на том, что смотрит на дома вдоль дорогиОна поняла, что истинный выбор жить так, как ей действительно хочется, и шагнула вперёд, открыв новую главу своей жизни.
