«Предал ту, что шла с ним сквозь огонь и медные трубы… Но возмездие оказалось ледяным и изощрённым»
Прожили они бок о бок тридцать пять лет — целую жизнь. Георгий и Людмила. Их история началась как в советских мелодрамах — с танцев под дождём на заброшенной аллее, ночных разговоров у керосиновой лампы и грёз о кирпичной даче с яблоневым садом. Людмила — хрупкая, словно фарфоровая куколка, но с упрямой жилкой в характере. Георгий — азартный, с горящим взглядом, вечно рвущийся к новым высотам.
Вместе прошли через всё: послевоенную разруху, очереди за хлебом, переезды из бараков в хрущёвки, похороны родителей. Когда Георгий затеял кооператив, именно Людмила тащила на себе быт — стирку в корыте, очереди в поликлинику, ремонт в коммуналке. А когда дело пошло в гору, и они переехали в кирпичный особняк под Москвой, Георгий… нашёл новую музу. Молодую секретаршу Катюшу, что смеялась звонче колокольчика и «случайно» задевала его руку, разнося чай.
Решение созрело быстро. Нанял адвокатов из самой престижной конторы, чтобы отсудить дом — тот самый, где Людмила своими руками красила стены, высаживала сирень под окнами и вышивала скатерти в деревенском стиле. Дом, о котором они шептались, деля последний кусок хлеба.
Суд оставил особняк Георгию. Людмиле дали месяц на сборы, но она управилась за два дня. Без истерик, без упрёков. Молча упаковала чемоданы, вызвала «Газель» с грузчиками. На прощание, будто в насмешку над годами унижений, спрятала в щели карнизов, под плинтусами и в вентиляцию… вяленую тарань. Остатки скромного ужина на газовой плите — прощальный пир в пустых стенах.
Через неделю новобрачные въехали в дом мечты. Казалось, вот он — рай: резные ставни, камин из малахита, веранда с видом на лес. Но к утру в комнатах повис тяжёлый дух. Тот самый, что не брали ни хлорка, ни ароматические свечи.
Вонь крепла с каждым днём. Мыли паласы с «Белизной», выкидывали занавески, сутками держали окна распахнутыми. Перестилали линолеум. Ставили ионизаторы. Бесполезно. Гости перестали заходить — никто не выдерживал больше получаса.
Георгий решил продать проклятый дом. Но в их коттеджном посёлке слухи разлетелись мгновенно. Покупатели сбегали, едва переступив порог. Риелторы разводили руками. Особняк стал позором округи.
Взяли огромную ипотеку на новостройку. Деньги таяли. А потом Людмила позвонила сама.
— Как поживаешь, Георгий Семёнович?
— Пропадаем, — сорвалось у него. — Дом гниёт, а мы в долгах.
— Странно, — голос её звучал мягко, как в былые времена. — А я всё скучаю по нашему гнёздышку. Может, продашь мне его? За смешные деньги. Скажем… за десятую часть цены?
Георгий едва не расцеловал телефонную трубку. Конечно! Лишь бы избавиться от этого ада.
На следующий день Людмила приехала с нотариусом. Бумаги подписали за час. Новые хозяева умчались в квартиру-студию, а она, войдя в опустевшие комнаты, вдохнула знакомый воздух — и рассмеялась впервые за годы.
Но финал наступил позже.
Молодожёны решили забрать из проклятого дома всё до последнего гвоздя: мебель из стенгазетовского гарнитура, ковры, даже карнизы! Особенно карнизы. Георгий лично откручивал их, чтобы бывшая «не урвала лишнего». И вместе с резным деревом увёз… источник бед.
В новом жильё смрад проснулся к утру.
Людмила знала, что так и будет. Больше она не звонила.
Теперь в своём доме она пьёт чай с брусничным вареньем, слушая шелест сирени за окном. А Георгий… расплачиваетс
