**Семейная разборка**
— Катя, ну что за безобразие?! — голос Оли дрожал от возмущения. — Как ты могла так поступить? Я же твоя родная сестра!
— А ты чего хотела? — огрызнулась Катя, не отрываясь от бумаг, разложенных на кухонном столе. — Сидеть и ждать, пока ты окончательно дом в руинах оставишь?
— В руинах?! — Оля схватилась за спинку стула. — Я его тридцать лет в порядке держала! После смерти мамы с папой! А ты где была все эти годы?
— Где была, где была, — передразнила Катя, наконец подняв на сестру холодный взгляд. — Работала, между прочим. Деньги зарабатывала. А не сидела у родителей на шее до пенсии.
Оля почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она опустилась на стул и уставилась на бумаги перед Катей.
— Это… правда завещание? — прошептала она.
— Правда, — коротко отрезала Катя. — Мама оставила дом мне. Полностью. А ты ищи себе жильё.
— Но как… Когда она успела? Мама же в последние месяцы плохо соображала…
— Вот потому я и приехала. Кто-то должен был заняться её делами, пока ты таблетки считала да по больницам бегала.
Оля смотрела на сестру и не узнавала её. Катя всегда была жёсткой, но такой жестокости от неё никто не ждал. Особенно сейчас, когда маму недавно похоронили.
— Кать, давай поговорим по-человечески, — попробовала она смягчить тон. — Я понимаю, у тебя есть право на часть дома. Но выгонять меня…
— Никто тебя не выгоняет, — Катя аккуратно сложила документы. — Можешь снимать комнату. За адекватную плату, конечно.
— Снимать комнату в своём же доме?! — Оля не верила ушам. — Ты серьёзно?
— Вполне. Собственность есть собственность.
Оля встала и прошлась по кухне. Вот мамин фикус у окна, который она поливала пятнадцать лет. Вот банки с соленьями, которые они вместе закатывали каждую осень.
— А помнишь, как мама говорила, что этот дом — для семьи? — тихо спросила Оля. — Что он должен остаться внукам?
— Внуков у тебя нет, — резко парировала Катя. — А у меня есть Саша и Лена. Им и достанется.
Оля резко обернулась:
— Твои дети даже на похороны не приехали! А я ухаживала за мамой каждый день!
— Ухаживала, ухаживала, — махнула рукой Катя. — И что? Всё равно довела до того, что она в больнице умерла.
Эти слова ударили Олю, как ножом. Она и сама винила себя, что не спасла маму от инсульта.
— Ты знаешь, я сделала всё, что могла, — прошептала она.
— Знаю. Но этого не хватило.
В дверь позвонили. Катя пошла открывать, а Оля осталась стоять, не в силах осознать происходящее.
— Ой, Оля, ты дома? — в кухню вплыла соседка тётя Галя с пакетом молока. — Как держишься, родная?
— Нормально, — соврала Оля, смахивая слёзы.
— Слышала, Катя приехала, — тётя Галя бросила любопытный взгляд на стол. — Наследственные дела решаете?
— Решаем, — сухо ответила Катя.
— А мама-то ваша всегда говорила, что Оля у неё — опора, — продолжала соседка, не замечая напряжения. — Никуда не уезжала, рядом была. Не то что…
Катя сжала губы, но промолчала.
— Галина Степановна, извините, у нас семейный разговор, — вежливо, но твёрдо сказала она.
— Ой, конечно! — засуетилась тётя Галя. — Я молоко принесла, лишнее осталось. Оля, бери, не пропадать же добру.
Когда соседка ушла, Катя достала из сумки ещё бумаг.
— Договор аренды, — сказала она деловым тоном. — Можешь оставить большую комнату и кухню. Плата — десять тысяч в месяц.
— Десять?! — ахнула Оля. — У меня пенсия двенадцать! Как я жить-то буду?
— Подрабатывай. Или переезжай в комнатушку.
— Катя, что с тобой? — Оля села напротив сестры. — Мы же всегда были близки. Да, ты уехала после института, завела семью, но мы же не ссорились!
— Не ссорились, потому что я молчала, — Катя подняла на неё глаза. — Молчала, когда ты сидела на шее у родителей. Молчала, когда они тебе квартиру купили, а мне сказали — денег нет. Молчала, когда ты после развода с Васей назад приползла.
— Я работала! — вспыхнула Оля. — В школе, в библиотеке!
— За копейки. И всё равно родители тебя подкармливали.
— А ты бедствовала? У тебя муж хорошо зарабатывал, дети…
— Детям образование нужно было! А помощи от родителей — ноль. Всё сама.
Оля впервые увидела в глазах сестры не только холод, но и застарелую обиду.
— Если тебе было обидно, надо было говорить!
— С кем? С мамой, которая боготворила тебя? С папой, для которого ты — идеальная дочь?
— Они нас обеих любили…
— Меня — пока я была удобной. Хорошая ученица, институт, замужество. А как жить своей жизнью начала — сразу отрезанный ломоть.
Катя замолчала, сцепив пальцы.
— А потом ты развелась и вернулась. И снова — любимица. «Оля то, Оля сё. Оля такая заботливая, хозяйственная».
— Я действительно заботилась о них, — тихо сказала Оля.
— Знаю. Но мне от этого не легче.
Оля подошла к окну. Во дворе росла старая яблоня, под которой они с Катей в детстве играли.
— Когда мама завещание написала?
— В мае. Когда ты в больнице лежала с воспалением лёгких.
Оля вспомнила: тогда она две недели не была дома.
— Ты специально приехала?
— Нет. У меня отпуск был. Решила маме помочь, пока ты болеешь.
— И уговорила её переписать завещание.
— Я ничего не уговаривала, — резко ответила Катя. — Просто сказала, что детям образование нужно, а денег нет. Мама сама предложила.
— Мама была больна, Кать.
— Но в нотариальную контору дошла. И всё правильно объяснила.
Оля внимательно посмотрела на сестру. Та сидела прямо, только глаза выдавали напряжение.
— А нотариус не удивился, что дом достаётся дочери, которая годами не приезжала?
— Его дело — оформлять бумаги, а не вникать в семейные разборки.
— И тебе не стыдно?
Катя встала, чтобы поставить чайник.
— СтыдноОля крепко сжала кулаки, глядя в окно на старую яблоню, и вдруг улыбнулась — она вспомнила, что в сарае лежат документы на дом, оформленные на неё ещё при жизни отца, и Катя просто не знала об этом.