Как Арина женихов искала
Никто в селе Петровка не мог взять в толк, почему Арине не везёт с личной жизнью. Баба как баба — работящая, видная, с умом. И должность солидная — ветврач в крупном хозяйстве «Рассвет». Верно, всё оттого, что приезжая она. И признаем, отличалась от местных.
— Эх, подвинь Аринка корону свою чуть-чуть, глядишь, и мужик в доме поселился бы. Достойных днём с огнём не сыщешь, но для мужского духу сойдёт, — завела разговор Егоровна на вечерних посиделках бабок у плетня. Она всегда была первой в обсуждении деревенских новостей и сплетен. Ей всё про всех заранее ведомо.
Оппонентка её — Семёновна. Подруги с юности, столько же лет и спорят. Скажет Семёновна «белое», Егоровна с пеной докажет, что «чёрное».
Бабы сразу уставились на Семёновну в ожидании представления. Та не разочаровала.
— Ишь ты, новости какие! Чтобы в нос ударяло грязными портянками — надо ж через себя перешагнуть! Бабы, вы только подумайте! Ничего он не даст, только запах по избе разносить станет, а горбатиться — бабе. Тьфу, лучше с короной!
Егоровна даже залилась краской.
— О чем ты мелешь, мелешь, башка не варит? Бабе положено с мужчиной быть! Чтобы мужик был!
— Нет, поясни-ка мне, на кой? Сама же признаёшь, мужики только с бодуна поднимаются! Зачем тогда этот чурбан? Ублажать его?
Егоровна вспылила, подскочила.
— Вот дупа старая! А детей рожать как?
— Это ты старая дупа! Дитя родишь, а потом всю жизнь на плечах тащить этого пьяницу! Не проще ль в город скататься, красивого, здорового найти, да и дитя зачать? И не кормить тунеядца пожизненно, а для себя жить?
Бабы ахнули. На морали подружки всегда лютовали. Раз сцепились — месяц молчали. Даже на лавочку не выходили. Тоска тогда смертная была. А причина проста: у Егоровны муж единственный давно покойный, а у Семёновны — трое, да и сейчас печник Василий похаживает, хозяйства слить предлагает. Сама Семёновна за семьдесят, печник под восемьдесят — и глаза горят.
Вот и мнения расходятся.
И на этот раз грозила жаркая ссора, но появился сам предмет споров.
— Здравия желаю, девчата!
Арина остановилась, улыбаясь старушкам.
— Здравствуй, Аришенька! Из районного? — осведомилась Екатерина Семёновна.
— Точно, Екатерина Семёновна. Капли от блох привезла, так что скажите, у кого кошки чешутся, мигом забегу.
— Ой, Аринушка, да у котов блохи — дело житейское! — отмахнулась Татьяна Егоровна.
— Что вы, Татьяна Егоровна! Теперь такие капли — один раз прыснул, полгода лохматого с дивана не гоните.
Семёновна презрительно фыркнула в сторону подруги:
— Аринка, милая, спасибо, заскочи ко мне. Я, в отличие от неких замшелых недотёп, живущих при лучине, знаю толк в современном. А на таких внимания не обращай, они, небось, золой моются.
И Семёновна захихикала. Егоровна же побагровела от бешенства.
Арина улыбнулась. За шесть лет в Петровке она поняла: личной жизни здесь нет, есть одна на всех. Сперва злилась, обижалась, а потом дошло — так и должно быть. Обидно, если о тебе молчат — значит, и человека такого нет, пустое место.
***
По зову сердца приехала она сюда. Городская девчонка с детства грезила деревенской жизнью, лечить коров да коней. Говорила, звери — самые верные и добрые. Просто сказать не могут, где болит.
Увидела объявление — ветврач в новом хозяйстве с домом — ни секунды не раздумывала. Позвонила, примчалась, осталась. Дом за два месяца в порядок привела. Денег немного у родителей заняла, но быстро отдала — зарплата исправно капала.
Родители навещали, дивились красоте
Засыпая под мурлыканье кота Васьки, забравшегося на подушку, Нинка вдруг ясно поняла: настоящее женское счастье не в гонке за замужеством, а в умении самой строить свою жизнь так, чтобы сердце пело от тихой радости.
