Проданный друг. Рассказ деда
И ведь понял же меня сразу!
Веселья, скажу честно, было чуть меньше, чем летом в московском метро. Я моментально осознал, что затея получилась какая-то никудышная.
Я его-таки продал. Думал, что это веселая игра, а потом вдруг дошло я его действительно всучил постороннему дядьке.
Но каждому на роду написано своё счастье. Кому-то сервис в Турции покажется скучным, а другому батон ржаного хлеба с обычной докторской уже праздник капитальный.
Ну и мы с мамой как-то выживали, кто во что горазд.
Был я тогда карапузом совсем. Дядя Коля, брат мамы, с размахом подарил мне щенка овчарки. Счастью моему не было предела. Щеняра сразу ко мне привязался, понимал даже мысли вслух, глядел прямо в глаза и ждал, будто я министр обороны вот-вот прикажу наступать.
Лежать, важно объявлял я, и пёс растягивался на полу, глаз не сводя, хоть сейчас готов был за меня в разведку идти.
Служить, грохал я, а щенок, словно пружина, подскакивал на коротких лапах и замирал с героическим выражением морды. Видно было мечтал о лакомстве.
А угостить мне его было нечем. Сами едва наскребали на картошку, а тут, прости Господи, деликатесы.
Такие времена были.
Дядя Коля однажды мне и говорит:
Да ты не грусти, Ваня. Глянь, какой у тебя друг преданный. А давай-ка, знаешь как поступим: продашь его, а потом позовёшь, он и сбежит к тебе обратно. Никто не заметит, деньги в кармане, купишь маме, себе, и ему кусок. Слушай старших, я плохого не посоветую.
Показалось мне, что идея гениальная! Не думал я тогда, что так поступать некрасиво. Взрослый ведь подсказал, значит, всё по-честному. Главное продукты будут.
На ухо шепнул я своему Барбосу: мол, там тебя продам, но ты, как только позову, ресницы хлоп-хлоп и обратно дуй ко мне, не оглядывайся.
И Барбос понял! Рявкнул по-уловски, мол, договорились.
Утром, приладил на него поводок, вышли к станции. У платформы все торговали от крымских роз до семечек. Под жарким солнцем как грибы.
С электрички скопом повалили городские. А я вперёд протиснулся, Барбоса подтянул. Но народ проходит мимо кому щенки, когда у всех дачи и банки с соленьями?
Уже всё стихло, вдруг мужичок в пальто и фуражке деловой подходит:
Сынок, чего на перроне торчишь? Может, собачку продаёшь? Смотри-ка, крепкий зверь, беру сразу! И сунул пачку пятитысячных в ладонь.
Передал я ему поводок. Барбос головой затряс, чихнул от счастья.
Барбос, иди, дружище, иди, прошептал я, как позову мигом ко мне! И он пошёл с мужиком, а я за ними украдкой, настоящий разведчик.
Вечером пришёл домой с ржаным хлебом, двумя палками колбасы и леденцами. Мама подозрительно прыскает:
Украл, что ли?
Да нет, мам, помог на станции с сумками вот и дали.
Ну ладно, поешь и в кровать меня совсем умотали дела.
Про Барбоса и не спросила, было ей по большому счёту всё равно.
Дядя Коля объявился наутро. Я бы рад в школу, да сам думал только о Барбосе хотел скорее его звать обратно.
Ну что, Ваня, ржёт он, продал друга? Голову потрепал для солидности. А мне есть не можется, ночь бессонная, кусок в горло не лезет.
Совсем не весело. Вот тебе и совет от «умного» дяди. Мать подозревала:
Он дурной, ты его не слушай никогда.
Я рванул портфель под мышку, и бегом через три квартала к тому дому.
Барбос сидит за чугунным забором, на толстой верёвке, глаз грустный, ушко опущенное.
Зову его, а он страдальчески вздыхается, головой в лапы уткнулся, хвостом помахивает рад, но лаять уже не может.
Я его продал. Для него это не игра. Тут хозяин вышел, шикнул строго на Барбоса, тот хвост поджал. Ясно дело тухлое.
В тот же вечер на станции заработал всё до последней копейки на носильной работе. Стально покраснел, когда постучал в калитку. Открыл тот самый мужик:
Тебе чего, парень?
Дядь, я же передумал! И деньги обратно протягиваю. Он внимательно уставился, поглядел подозрительно, потом молча отвязал Барбоса.
Забирай, говорит, скучает, из него никакой сторож, а что другу за спиной можешь сделать думай. Может и обиделся он на тебя.
Барбос посмотрел исподлобья, сердито. Потом прошёл, лизнул руку, ткнулся носом в живот.
Испытание у нас вышло серьёзное.
Прошли годы, а я теперь твердо знаю: друзей ни за какие рубли даже ради шутки не продают.
Мама потом обрадовалась:
Вчера как-то задумалась поздно, а где ж наш Барбос? Привыкла уже я к нему, наш он, родной!
А дядя Коля всё реже стал к нам ходить. Шутки его как-то разонравилисьА мы с Барбосом стали не разлей вода. Он меня прощал без лишних слов, а я научился держать слово и своё, и чужое. Вечерами мы приходили вместе с прогулки усталые, но довольные, и, когда мама клала нам кусочки хлеба пополам, глядя на нас с полупритворным раздражением, оба мы знали большего счастья мечтать и не надо.
Однажды, лёжа на кухонном коврике, Барбос пристально посмотрел мне в глаза, будто спрашивал: «Ну что, Ванька, понял теперь?» Я взъерошил ему уши, а он тяжело вздохнул и ткнулся в ладонь тёплым носом. И с той поры я точно знал пока рядом настоящий друг, никакая беда не страшна, впору и самому стать человеком.
А дядя Коля с годами пропал куда-то в своих бесконечных делах, а мы с мамой так и жили: скромно, светло и по-своему счастливо. Главное ведь не в том, сколько у тебя пятитысячных, а в том, чтобы в любую стужу дома кто-то всегда тебя ждал и верил, что ты больше никогда его не предашь.
