Я забрала гостинцы и ушла навсегда
Я была старшей в большой семье, росла в маленькой деревне под Тюменью. На мне держались все заботы о младших — братьях и сестрах. Кормила, лечила, водила в школу и сад. Родители даже не спрашивали, хочу ли я этого. Просто бросали: «Ты должна!» — и всё.
Друзей не было — некогда было дружить, да и ребята во дворе дразнили, звали «нянькой» да «замухрышкой». Их слова резали, как нож, и я часто плакала, забившись в старый сарай. Отец, застав меня в слезах, тут же хватал ремень. «Выбью всю дурь!» — орал он, и каждый удар болел не только в спине, но и в сердце.
Детства у меня не случилось. После восьмого класса родители решили, что я должна выучиться на повара — чтобы семья не голодала. Отправили в местное ПТУ, даже не спросив. Я смолчала, как всегда, стиснув зубы.
Через три года устроилась в столовую в Обнинске. Отец требовал, чтобы я таскала домой еду, но я отказалась. Мать тут же накинулась: «Сама жиреешь, а семья с голоду пухнет!» Мою первую зарплату они забрали без разговоров. Вторую я спрятала, собрала вещи и сбежала. Купила билет на ближайшую электричку — лишь бы подальше. Знала: останусь — и всё, конец.
Было трудно. Мыла лестницы в хрущёвках, подрабатывала уборщицей, пока не устроилась в кафе. Лишь через годы мне доверили плиту. Копала каждую копейку, даже когда платили больше. Мечта о своей квартире, где я сама решаю, как жить, не давала опустить руки. Жила у старушки, Марьи Степановны, которая стала мне роднее матери. Брала за угол почти даром, а я помогала ей по хозяйству. Каждый вечер она ставила передо мной чашку чаю с мёдом и тёплыми ватрушками. В эти минуты я впервые чувствовала себя счастливой.
Потом встретила Виктора. Свадьбу не гуляли — расписались и всё. Переехала к нему, родила дочь, потом сына. Жизнь будто налаживалась, но прошлое не отпускало. Родители стали сниться по ночам — их злые лица, крики. Рассказала Виктору, и мы поехали к ним. Хотела помириться, показать внуков. Накупила полные сумки — пряники, колбасу, мандарины — ехала с надеждой.
Но когда переступила порог, меня встретили не слезами, а бранью. Родители обрушились на меня, отец даже замахнулся. Братья спились, сестра связалась с какими-то подозрительными типами. Никто даже не взглянул на моих детей, не спросил, как я жила все эти годы. Мать хлопнула дверью, крикнув: «Отрезанный ломоть!» Я стояла, оглушённая, сжимая ручки тяжёлых пакетов. Может, кто-то назовёт это жадностью, но я развернулась, забрала гостинцы и ушла. Навсегда. Даже на поминки не приду.
