На кухне пахло румяной картошкой с мясом, свечи на столе отбрасывали тёплые блики, а Светлана в сотый раз поправляла салфетки, нервно поглядывая на часы. Муж опаздывал уже на третий час. Новогодний ужин остыл, да и сердце слегка подстыло в ожидании. Но когда Игорь наконец переступил порог, она всё же радостно кинулась к нему — ведь любимый дома.
Обедали в тягостном молчании. Света с надеждой улыбалась, а Игорь угрюмо ковырял вилкой в тарелке. Вдруг он швырнул прибор и, глядя куда-то мимо жены, бросил:
— Мясо резиновое. Да и вообще… Я ухожу. У меня другая. Уже полгода. Разлюбил, понятно? Может, никогда не любил. Зачем женились — загадка.
Слова били пощечинами. Светлана остолбенела с куском этого самого мяса во рту. Восемь лет брака — и всё втоптано в грязь за один ужин.
— А я? — прошептала она. — Что мне теперь делать?
— Живи. Ты ещё молодая, найдёшь кого-нибудь. Детей нет — значит, ничего не держит. А Татьяна, к которой я иду… Старше меня, с сынишкой. Он меня папой называет. И готовит, между прочим, идеально…
Говорил он спокойно, будто обсуждал маршрут до дачи. Квартиру оставляет ей — он ведь не монстр. Машину заберёт — кредит его. Всё по-честному. На прощание даже добавил:
— С наступающим, Свет. Пусть в новом году повезёт.
И ушёл, оставив после себя только шлейф любимого одеколона — и гробовую тишину.
Татьяна… Мальчик, который называет его папой… Господи, как же больно.
Светлана плюхнулась в кресло и уставилась в стену. На спинке висела его потрёпанная футболка. Та самая, в которой он валялся по выходным. Она прижала её к лицу и разрыдалась — тихо, горько, как плачут, когда рушится не просто семья, а весь мир.
Но утро вечера мудренее. Футболка отправилась в мусоропровод. Она умылась, вытерла слёзы и твёрдо сказала: «Хватит. Я не тряпка».
Корпоратив проигнорировала — не до пьянок. Коллеги смотрели жалостливо, особенно бухгалтер Раиса, которой она в слабости всё выложила. Их сочувствие было хуже ножа в спину.
Мать, узнав, только покачала головой:
— Может, одумается? Мужчины они такие…
— Не надо, мам. Он меня не любил. А я… Даже не знаю, была ли это любовь.
— Приезжай к нам на праздники…
— Нет. Хочу побыть одна. Отойти.
31 декабря Светлана накупила оливье, мандаринов, «Советского» шампанского и баночку красной икры. Развесила на окне гирлянды, как делала каждый год. И вдруг вспомнила детскую примету — написать желание на бумажке.
«Хочу встретить родного человека и быть счастливой», — написала она, свернула листок и сунула под подушку.
На душе стало легче. Под бой курантов она вышла на балкон и, глядя на звёзды, с усмешкой произнесла:
— Ну где же ты, моя родная душа? Только не ругай меня за резиновое мясо и не сбегай к Татьяне! Главное — приходи.
— А какую музыку предпочитаешь? — донёсся снизу мужской голос.
— Что? Кто там? — растерялась Света.
— Дмитрий. С первого этажа. Случайно подслушал. Извини…
— Классику. И оперетту.
— Отлично. Я не торчу в телефоне до ночи, и никакой Татьяны у меня нет. Тоже один… Жена полгода назад ушла.
— Дмитрий… Очень приятно. Знаете что? Поднимайтесь. Послушаем «Щелкунчика».
— Минутку! Только возьму баночку малинового варенья и бутылку «Абрау-Дюрсо»!
Новый год они встретили вдвоём. Танцевали, болтали, хохотали, объедались мандаринами. Света не помнила, когда так искренне смеялась в последний раз. Это была поистине волшебная ночь.
А потом были прогулки по морозу, каток с шашлыком, чаёвничанье до утра. Дмитрий оказался простым, душевным человеком. Она влюблялась с каждым днём всё сильнее.
На развод Светлана пришла в белом платье и с улыбкой. Игорь остолбенел:
— Ты… Ты счастлива?
— Да. И спасибо тебе. За свободу. Кажется, я нашла своего человека.
И она ушла, не оглянувшись. Впервые по-настоящему счастливая.
Порой, чтобы начать всё заново, достаточно просто встретить Новый год с распахнутой душой…
