«Прости, мама, у нас строгий дресскод, и Мелисса не хочет, чтобы ты была на свадьбе. Она считает, ты слишком драматична».
Я услышала эти слова, звучавшие так ясно, как кристальное стекло, из собственного рта сына. Я не закричала, не бросилась в слёзы. Проглотила обиду и произнесла одно слово:
«Понятно».
Через два часа телефон вспыхнул: 22 пропущенных вызова, имя Даниил высвечивалось, словно шутка вселенной.
Об этом расскажу позже.
А пока спросите себя: откуда вы сейчас слушаете эту историю? Какое сейчас время? Может, вы только что налили утренний кофе, а может, уже лежите в кровати, не в силах уснуть. Если вам откликнется рассказ, оставьте комментарий, укажите, откуда вы слушаете, поставьте лайк, поделитесь с тем, кому это может помочь, и подпишитесь это только начало.
Меня зовут Галина Левина, мне 68 лет, я живу в Казани, Татарстан. Тот самый вторник после обеда я сидела за кухонным столом, вырезала купоны из воскресной газеты, потому что каждое копейка считалась, когда большую часть жизни ты живёшь на «скрябах». Дом был тихий, часы над плитой тикали, гдето снаружи лайала собака. Вдруг звонок. На экране Даниил. Я ощутила облегчение, ведь мы не разговаривали несколько недель, обменивались лишь короткими смс и голосовыми «коротышками». Я скучала по сыну, по его голосу, который обычно длится не дольше полминутки.
Слушай, мама, есть минутка? сказал он, когда я ответила, пытаясь звучать бодро.
Конечно, дорогой. Как твоя невеста? спросила я, пытаясь подбодрить.
Тишина, а потом тихий шепот женского голоса. Мелисса. Даниил откашлялся.
Мам, нам нужно поговорить о свадьбе.
Наконецто! улыбнулась я, стараясь скрыть нерв. Я уже думала, что меня придется вломить в церемонию.
Тишина опять, и шепот стал резче, почти ухо к телефону.
Свадьба небольшая, очень элегантная. Мелисса хочет ограничить список гостей. Она, ну не очень хочет, чтобы ты была.
Ты что? переспросила я, не веря.
Она считает, что ты иногда раздуваешь всё вокруг.
Раздуваешь? повторила я.
Слишком эмоциональна, перебил он. Она хочет «классный» праздник без «драм», без «сверхдраматичных» гостей.
Мои руки охватило ледяное ощущение. Я посмотрела на магниты на холодильнике: детский отпечаток крошечного пальчика, кружку, которую он в первом классе нарисовал с надписью «Самая лучшая мама», потому что букв было не хватает, чтобы написать «мама».
Твоя невеста считает, что я её позор? спросила я спокойно. Ты тоже так думаешь?
Тишина длилась.
Я просто не хочу лишних драм, мама, наконец произнёс он. Давай отпразднуем в другой раз, только ты и я.
Я поняла, что он позвонил не ради обсуждения, а чтобы передать уже принятое решение, к которому меня никогда не приглашали. Он решил, что моё присутствие проблема, помеха, лишняя трата энергии.
Горло сжалось от боли, но гордость стояла прямо.
Понимаю, произнесла я, голосом более уверенным, чем я чувствовала. Спасибо, что сказал.
Мам, не обижайся, быстро вмешался он. Ты ведь не злишься?
Сказала, что понимаю, повторила я. Наслаждайтесь своим «классным» мероприятием.
Я повесила трубку, пока он успевал ответить.
Комната будто немного наклонилась, потом вернулась в своё обычное положение. Часы тикали, собака продолжала лаять, а я держала телефон, будто он стал чужой вещью. Я сидела, пока боль не превратилась из жидкой в твердую. Это не был первый раз, когда меня воспринимали как аксессуар, а не как человека, но впервые именно сын делал это открыто, без колебаний, с чужим шепотом за спиной.
Я встала, ноги будто оторвались от пола, пошла к раковине, пустила холодную воду на руки и посмотрела в окно на двор, где Даниил играл в детстве. В тот момент я приняла решение не громко, не драматично, а тихо, внутри: если им нужен было расстояние, я дам им его тем способом, который они, похоже, понимают цифрами.
Через два часа я снова сидела за тем же столом, с жёлтым маркером и стопкой старых выписок, когда телефон снова завибрировал. Сначала один раз, потом два, к пятому вибрации я уже подняла трубку. К десятому улыбка едва просочилась. К двадцать второму на экране всё ещё те же 22 пропущенных вызова от сына, который не хотел меня на свою свадьбу.
Оказывается, когда банк заморозит карту, а место проведения сообщает, что деньги на банкет исчезли, люди вдруг вспоминают ваш номер.
Но я расскажу об этом позже.
Сначала спросите: если бы вы оказались на моём месте, за тем же столом, с десятилетиями жертв, что бы вы сделали?
Всю свою взрослую жизнь меня называли «она всё решит». На приходах в церковь, на родительских собраниях, в очереди к кассе, когда карта отказывала, я спокойно доставала наличные, спрятанные в пальто.
«Галина всё уладит, она всегда так делает». Слова эти стали моими доспехами. Но никто не спрашивал, что происходит с тем, кто всё решает, когда всё рушится сразу.
Я узнала цену рано. Мой муж Тимофей умер во сне в 49 лет. Неожиданно, без прощаний. Судебный врач сказал, что это сердце. Я задавалась вопросом, почему его сердце сдалось, когда моё ещё дрожало, ожидая поддержать двух подростков и ипотеку и старый «Жигули», который едва заводился зимой. Похороны были маленькими, «вкусными», как сказали люди. Я кивнула, поблагодарила и подала запеканку вдове. Потом пришло письмо от страховой компании: полис, который Тимофей платил годами, оказался на один рубль меньше, чем нужно. Техническая ошибка, подпись гдето пропала. Выплата крошка, а я осталась без сбережений, только в фартуке от столовой и горой счетов.
Я могла бы сломаться или решить проблему, как я всегда делала. Выбрала второй путь, потому что Даниил и Ульяна (моя дочь) наблюдали.
Даниил в 15 лет был полным огоньком, вечно влезал туда, куда не стоит, задавал вопросы, от которых учителя вздыхали. Он унаследовал от отца смех и ужасное чувство ориентира. После смерти Тимофея Даниил стал смотреть на меня со сморщенным лбом, как будто видел, что я в один счёт отдалась от быта. Ульяна, в 13, была противоположностью брату. Делала списки, раскрашивала тетради, задавала осторожные вопросы: «Мама, хватит ли у нас на продовольствие на эту неделю?». Я отвечала «конечно, дорогая», хотя на самом деле всё было далеко от правды.
Я взяла ночные смены в столовой на 23й трассе, где запах жжёного кофе и бекона держал меня в сознании, стирала кленовый сироп со столов, пополняла бутылки кетчупа, улыбалась дальнобойщикам, которые оставляли мелкие чаевые и звали меня «дорогая». Затем домой, проверяла домашние задания, готовила ужин, а потом опять в 21:00 уходила чистить офисы в центре. Я мыла туалеты в зданиях, где люди за неделю зарабатывали больше, чем я за полгода. Я пылесосила конференцзалы, выносила мусор, не задумываясь о том, насколько я устала, потому что усталость была роскошью, которую я себе не могла позволить.
Я делала это годами. Не покупала себе новое пальто восемь зим подряд. Рукава старого всегда блестели от износа и пахли кофе. Но Даниил получал новые учебники, арендовал смокинг на выпускной, получал деньги на бензин, чтобы работать неполный день, не прося меня о помощи. Ульяна получала новые кроссовки, когда её старые износились, летний лагерь по науке, о котором она мечтала, и вечеринки с тортом, который я сама пекла в полночь после смены.
Они не знали, как близко я была к потере дома. Они не знали, что я ела хлопья на ужин четыре раза в неделю, чтобы они могли съесть настоящую еду. Они не знали, что я плакала в машине между работами, пока не успела вернуть себя к «все под контролем».
Это то, что мамы говорят себе. Мы всё решаем.
Когда Даниил стал 16, он принес с собой заявление о приёме на работу в соседний магазин. Хочет помочь, платит за кроссовки сам. Я сказала, что всё покрываю. На деле я лишь хотела, чтобы он поверил в это. Я хотела, чтобы оба моих ребёнка чувствовали себя в безопасности в мире, который уже отнял у них отца. Если бы для этого пришлось работать до кости, так было.
Поступление в университет ОГУ пришло в субботу. Даниил открыл письмо за кухонным столом, прочитал его дважды, потом обнял меня так, что у меня от этого почти вырвалось ребро.
Я зашёл, мам, шепнул он, голос дрожал. Я действительно попал.
Я обняла его и почувствовала тяжесть того, что предстояло: обучение, книги, общежитие, всё то, что мы уже растягивали до предела.
Я тебе помогу, сказала я, повторяя слова, которые слышала от своей мамы. Семья не считает счёт.
Он поверил.
С того дня я открыла «Счёт полёта» в банке на улице Пятой. Кассирка спросила, как назвать счёт. Я задумалась, ручка над формой.
Проект Полёт, ответила я.
Она улыбнулась, будто поняла, хотя вряд ли могла. Никто не понял, что я хочу дать сыну крылья, которых у меня не было. Я вкладывала по 20, 50, 100 рублей, каждый щедрый чаёвый, каждый лишний сменный час, каждый налоговый возврат в феврале. Счёт рос, будто благословение. Это были не просто деньги, а подушка, спасательный канат, способ сказать: «Не бойся, как я».
Я вела маленький блокнот в ящике у кровати, на обложке написала те же слова. Внутри фиксировала каждый взнос, каждую жертву, каждый выбор, чтобы построить чтото надёжное для него.
«Пропустил поход к парикмахеру, сэкономил 60 руб., добавил в счёт. Взял третий контракт в офисе, устал, но стоит того. Налоговый возврат 800 руб., всё в счёт Даниилу». Я говорила себе, что всё это временно, что когда он закончит, я смогу остановиться, может даже чтото для себя сделаю.
Платёж за обучение съедал деньги быстрее, чем я могла планировать. Даже с частичной стипендией и займом всегда оставались пробелы: книги 3000 руб., лабораторные сборы, падающий ноутбук перед экзаменами. Каждый раз он звонил с извиняющим тоном, а я отвечала:
Не беспокойся, сынок, я покрываю.
Я рефинансировала дом, чтобы высвободить деньги. Старая «Жигули» ушла, заменена на подержанную «Тойоту», более экономичную. Я взяла четвёртый клинингконтракт в небоскрёбе, работая до трёх утра три ночи в неделю. Мне было 56, я чистила полы на коленях, пока бизнесмены спали в тёплых кроватях. И я говорила себе, что всё это стоит, потому что Даниил преуспел.
Он попал в список лучших, нашёл стажировку в клинике, превратившуюся в работу физиотерапевтом. Даниил позвонил в день, когда получил предложение, голосом, полным гордости.
Мам, я сделал это. Я стану физиотерапевтом.
Я плакала, но не от печали, а от радости, слыша его планы.
После выпуска Даниил переехал в небольшую квартиру рядом с больницей. Холодно, старо, радиатор гудел, соседи ссорились через стены. Он не жаловался, но я слышала, как он шепчет о арендной плате, студенческих кредитах, о том, что в конце месяца почти ничего не остаётся.
Тогда я приняла решение.
Я уже несколько лет копила, «Проект Полёт» вырос, благодаря небольшому наследству от тёти и продаже участка, который оставили нам с Тимофеем. Я села с блокнотом и посчитала. Можно было купить ему жильё. Не роскошное, но приличное. Двухкомнатную квартиру в тихом комплексе с парковкой и небольшим балконом, откуда виден двор. Стоило 650000рублей, больше, чем я когдалибо тратила в жизни. Я оформляла покупку на своё имя, не потому что не доверяла ему, а чтобы защитить её, чтобы никто не смог отнять.
Когда я вручивала ему ключи, он посмотрел на них, будто они могут исчезнуть.
Мам, я не могу принять, сказал он, качая головой. Слишком много.
Ты не принимаешь, поправила я мягко. Ты будешь жить в ней. Хочу, чтобы ты начал взрослую жизнь без «ловушки» под ногами.
Он расплакался, поцеловал меня в щИ я, наконец, поняла, что любовь без уважения пустой звук, и живу дальше, наполняя свои дни тем, что действительно делает меня счастливой.
