Пусть тот вечер станет окончанием, пусть он пройдёт его красиво, глядя на свою возлюбленную и шепча ей пожелание долгих лет. Затем он свернётся клубочком у её окна и уйдёт в свои сны, чтобы больше не вернуться
Три зимы подряд он пережил, и это не преувеличение. Для уличных котов такая выносливость почти чудо: немногие дворовые пушистики живут столько.
Он появился в обычном московском доме, рядом с мамойкошкой Марфой, которая доверяла людям. Но судьба резко повернулась.
Хозяева погибли в автомобильной аварии, а их взрослый сын, Андрей Иванович, ненавидевший кошек и державший свирепого пса Бурку, решил избавиться от «лишних» жильцов. Не раздумывая, он выгнал всю кошачью семью на улицу.
Первую зиму не выжила ни мать, ни братья, ни сёстры. Одних съел голод, других пронёс мороз, третьих загрызли собаки или раздавила машина. Выжил лишь один рыжий котёнок.
Его подобрал дворник Пётр Сергеевич. Хотя «подобрал» громко сказано: он лишь заметил крошечного рыжего комочка, отнял от матери, занёс в подвал и поселил рядом с горячими трубами. Там же он кормил его всю зиму.
Так кот и выжил.
Имя ему не дали. Через разбитое подвалом окно он выбирался наружу, учась уличному ремеслу выживания держаться подальше от собак, прятаться от людей, рыть мусорные кучи в поисках крошек.
Во вторую зиму он встретил её уже один. Дворника уволили за выпивку, а нового поставили строгим он уже не кормил, но и не заколотил окно. Этого хватило: кот снова провёл зиму в подвале, научившись драться за еду и за жизнь.
Третья зима оказалась жёстчайшей. Все подвалные окна застеклили, и где же укрыться от ледяных ночей?
Пришлось искать новое убежище. Подвалы закрыты, но в одном дворе он нашёл забытый ямок над теплотрассой. Горячие трубы пробегали по земле, ямок был скрыт густыми кустами, о нём никто не знал.
Там он натаскал тряпки, старую одежду, сделал гнездо. Над ним нависали балконы, снег падал реже но теплая труба растапливала его, а сырость с ветром пробиралась до костей
Зиму он пережил, но вышел из неё почти призраком: худой до костей, шерсть в кронах, глаза настороженные. По уличным меркам старость наступает рано, и он уже считался стариком. Корм теперь приходил в виде жалких крошек.
А потом ямок нашли. Перед первыми осенними ливнями ктото заметил эту «неказистую» ямку и решил её засыпать.
Он пришёл, как обычно, переночевать у трубы, и увидел свежевскопанную землю. Сел напротив небольшого холма и долго смотрел. Это был, по сути, его приговор: такого места больше не найти, а уже занятые другие коты.
Он устроился в моклой куче опавших листьев, дрожал от холода, но всё ещё держался. Именно в таком состоянии, на грани, он влюбился.
Дада, влюбился.
Никаких иллюзий он себе не позволял. Она необыкновенно красивая кошка Агафья, живущая в квартире на первом этаже. Любила сидеть на подоконнике и смотреть наружу. А он сидел внизу, глядя на неё. И внутри, среди мороза, чтото согревалось.
Однажды он решился: запрыгнул по дереву, перелез на широкий металлический козырёк под окном. Когдато хозяева этой квартиры сделали его зимой для хранения продуктов, а теперь он пустовал. С тех пор он часто приходил туда, садился и вздыхал, глядя на Агафью за стеклом.
Он ничего не требовал, лишь любил созерцать. Иногда она спрыгивала к мискам с кормом, а он лишь сглатывал слюну не от зависти, а от пустой животной жажды.
Он уже решил: если судьба всё же возьмёт его этой зимой, пусть это случится у её окна. Он свернётся клубочком, будет смотреть на неё и уйдёт не в страхе, а в тепле.
Он даже улыбался, представляя эту картину: худой рыжий кот, тихо умирающий на любимом подоконнике.
Однажды хозяйка заметила его и закричала, размахивая руками. Он убежал, но потом вернулся. И ещё раз.
А Андрей Иванович увидел его и не прогнал. Он посмотрел коту в глаза и увидел там всё: надежду, боль, усталость и обожание их домашней красавицыкошки. Он не смог выгнать его.
Наоборот, стал тайком кидать за окно крошку мяса, котлету, сосиску. Кот ел. Однажды мужчина подошёл к стеклу, и рыжий, слегка дрожа, поднял лапу, приложил к стеклу и мяукнул.
Агафья сначала посмотрела на человека, потом на рыжего. В её взгляде было удивление.
Ты же знаешь, тихо сказал Андрей. Она против второго кота. Я просил котёнка отказала.
Он опустил руки. Рыжий всё понял и не обиделся. Дом не для таких, как он. Дом для чистокровных, молодых, ласковых.
Тот вечер был особенно холодным. Он промок, замёрз, и вдруг понял: смысла больше нет. Ни в поисках углов, ни в бесконечном выживании.
Если конец неизбежен пусть будет здесь, рядом с окном, откуда смотрит его маленькое чудо.
Он решил, что эта ночь станет последней. Хочет встретить свой финал достойно: в последний раз взглянуть на ту, к которой тянулось его сердце, тихо мяукнуть ей чтото тёплое, будто пожелать счастья и долгой жизни и исчезнуть. Сначала он доест то, что оставил ему Андрей, а когда она отправится спать в своё уютное гнёздышко, свернётся клубочком прямо у окна и уйдёт туда, где нет ни холода, ни голода, лишь сон, из которого не нужно просыпаться.
Снег неожиданно засыпал двор, и Агафья с удовольствием наблюдала, как белые хлопья кружатся за стеклом и оседают на рыжем коте, сидящем снаружи. Её радовал танец снежинок, хотя она и не знала, что эта красота медленно убивает того, кто смотрит на неё через лёд.
Тем временем рыжий коченел. Съеденная сосиска ещё дарила крошечный запас тепла, но оно таяло вместе с последними силами. Ветер обжигал, мороз впивался в кости, сидеть стало тяжело. Он всё ещё смотрел на неё, но уже понимал: долго так не продержаться.
Он готовился к прощанию, будто это важнейшее событие его жизни. Хотел уйти красиво: ещё раз взглянуть на любимую, тихо мяукнуть ей доброе, мысленно пожелать долгих лет и тёплой судьбы. План был прост: съесть последнее лакомство, подаренное Андреем, дождаться, пока она уйдёт в дом, и тогда, свернувшись у холодного стекла, шагнуть в свои сны туда, откуда не возвращаются.
Начался снегопад, и Агафья, сидя на тёплом подоконнике, зачарованно следила за медленным танцем снежинок. Ей нравилось, как белые хлопья падают на рыжую спину её поклонника за окном. Для неё это было красивое зрелище, почти игра. Она не ведала, что за этим узором скрывается смерть. Не знала, что снег это мороз, ветер боль, голод пытка. Её мир был лишь комнатой.
А рыжий, сидя снаружи, постепенно коченел. Сосиска, съеденная час назад, оставила в теле последнее слабое тепло, но оно исчезало. Каждый вдох становился тяжёлым, лапы немели, хвост затвердел от холода. Он всё ещё смотрел на неё, но тело уже теряло силу.
Кошка продолжала наблюдать за своим загадочным ухажёром, а он уже не мог удержаться, чтобы сидеть прямо. Спина дрожала, глаза закрывались. Он поднял взгляд на неё в последний раз, прижался онемевшим носом к ледяному стеклу и свернулся в маленький тугой шарик.
Его мелко трясло. Холод грыз каждую косточку. Он начал дышать себе в бок, пытаясь создать хоть крупицу тепла, и ему показалось, что это чуть помогло. Но мороз оказался сильнее. Он чувствовал, как медленно, но уверенно уходит жизнь.
Внезапно пришло странное чувство: ему перестало быть холодно. Сонливость, мягкая и тянущая, накрыла его, как тёплое одеяло. Он решил не сопротивляться конец уже близок.
Он открыл глаза последний раз и увидел её Агафью, ради которой он карабкался на козырёк, ради которой жил всё это время. «Как же это красиво подумал он. Что может быть лучше? Какая лёгкая смерть»
Голова опустилась, глаза закрылись. Ему померещилось, будто окно открылось, и чьито добрые руки подняли его, гладят, шепчут нежные слова. А рядом она та, изза которой билось его сердце, и они вместе идут к тёплой пиале с едой.
«Какой прекрасный сон», промелькнуло в нём.
А Агафья всё смотрела на снежное покрывало, которое ложилось на рыжего. Она мяукнула тихо, вопросительно, будто просила его шевельнуться. Лапкой постучала в стекло, но ответа не было. Она мяукнула громче, потом сильнее, будто кричала: «Почему ты не отвечаешь?!»
Но холод уже сжал его тело, он не слышал, уже погружался в безмолвие.
Снег превратил его в белый сугроб, укрыл, как саван.
Что она там кричит? пробурчала соседка, глядя в окно. На снег, что ли, смотрит?
Мужчина, Андрей Иванович, поднял голову от дивана, посмотрел на окно. Кошка стояла и яростно билa лапой в стекло. И тогда его словно осенило она, Агафья, и рыжий.
Он бросился к окну, отодвинул задвижки.
Ты что творишь?! вскрикнула жена. Закрой немедленно!
Но он не слышал. Кошка помогала, прыгая, крича.
Окно распахнулось, и в дом ворвались снег и ветер.
Закрой! крикнула жена, но он уже нашёл в углу маленький занесённый холмик.
Он схватил обмороженное, лёгкое тело, и понёс в ванную. Агафья побежала следом, женщина за ними.
В ванной пар и тёплая вода обмылали рыжего, которого мужчина осторожно протирал. Кошка сидела рядом, глядела в его лицо и тихо плакала.
Я делаю, что могу шептал он, растирая маленькую грудку, пытаясь вдохнуть жизнь в кота. Жена стояла у двери, молча наблюдая.
Он согревал, массировал, молил:
Пожалуйста возвращайся
Кошка мяукала вместе с ним.
Вдруг рыжий услышал далёкий зов, будто из другого мира. Он удивлялся: «Зачем возвращаться туда, где боль?»
Но затем раздался её голос голос Агафьи, ради которого он каждый день набирался сил.
Он открыл глаза, словно тяжёлые веka опускали их. Перед ним стояли мужчина с красным от волнения лицом и Агафья, живые, с глазами, полными радости.
Есть! воскликнул Андрей, прижимая мокрого рыжика к себе.
Агафья прыгнула на пол, закружилась, как в танце, радостно мяукая.
Достань полотенце! Фен! Быстро! крикнул мужчина жене.
Тепло вытирало кота, сушило феном, поглаживали, говорили нежные слова. Рыжий лежал, не понимая, сон ли это. Агафья обнюхивала его, терлась мордочкой.
Он думал: «Этого не может быть. Слишком красиво для реальности. За такое стоило умереть»
Жена налила ему тёплого молока. Кот сделал глоток горячая волна прокатилась по горлу. Он закашлялся, оттолкнул миску лапой, а потом, охваченный охотой, стал яростно лакать.
Будет жить, уверенно сказал Андрей.
Агафья прижалась к нему боком.
Как его зовут? спросила жена после паузы.
Его зовут Любимый, улыбнулся мужчина. Именно так, Любимый.
Кошка мяукнула, будто подтверждая.
С того дня Любимый живёт в этой квартире. Шерсть сияет, хвост пушист и царствен, глаза спокойны и благодарны.
Они вдвоём сидят на подоконнике и смотрят на улицу. Любимый иногда вспоминает, каково было стоять на той стороне стекла, тяжело вздыхает, и она ласково касается его плеча, шепча: «Теперь ты дома. Теперь ты наш».
А внизу попрежнему бегают те, кого не пустили внутрь. Они всё ещё надеются пережить очередную зиму.
