ПРИМИРЕНИЕ
Папа, больше не приходи. Каждый раз, когда ты уходишь, мама начинает плакать и не перестаёт до самого утра. Я засыпаю, просыпаюсь, снова засыпаю, а она всё рыдает. Я спрашиваю: «Мама, почему ты плачешь? Изза папы?..» а она отвечает, что не плачет, а просто шмыгает носом от простуды. Я уже взрослая, и знаю, что простуда не заставит её плакать голосом.
Иван сидит за столом в небольшом кафе на Арбате, помешивая маленькой ложечкой уже остывший кофе в крохотной белой чашке. Их дочь, Алёна, даже не прикасается к своему мороженому, хотя перед ней в керамической вазе произведение искусства: разноцветные шарики, покрытые зелёным листиком и вишенкой, всё это залито шоколадом. Любой ребёнок шести лет бы сразу же на них бросился, но Алёна давно, с прошлой пятницы, решила поговорить с отцом серьёзно.
Иван молчит, долго молчит, а потом говорит:
И что же нам теперь делать, дочь? Не видеть друг друга совсем? Как же я тогда буду жить?
Алёна морщит свой крошечный носик такой же, как у мамы, чуть крошечный, как картошечка, думает, а затем отвечает:
Нет, папа. Я тоже без тебя не справлюсь. Давай так: позвони маме и скажи, что каждую пятницу будешь забирать меня из детского сада. Мы будем гулять, а если захочешь кофе или мороженого, можем сесть в этом же кафе. Я расскажу тебе всё о том, как мы живём с мамой.
Потом, задумавшись, добавляет:
А если захочешь увидеть маму, я каждую неделю буду снимать её на телефон и показывать тебе фотографии. Хочешь?
Иван, глядя на свою мудрую дочь, слегка улыбается и кивает:
Хорошо, будем так жить, дочка…
Алёна с облегчением вздыхает и берётся за своё мороженое. Но разговор ещё не закончился, ей нужно сказать главное. Когда у неё под носом образовались разноцветные «усы» из пудры, она облизывает их языком, снова становится серьёзной, почти взрослой, почти женщиной, которой придётся заботиться о своём мужчине. Даже если тот уже стар. На прошлой неделе у Ивана был день рождения, и Алёна нарисовала в садике открытку, тщательно раскрасив большую цифру «28».
Лицо её снова стало суровым, брови сдвинулись, и она произнесла:
Мне кажется, тебе стоит жениться…
И, великодушно соврав, добавила:
Ведь ты ещё не старый.
Иван оценил «жест доброй воли» дочери и фыркнул:
Скажешь же тоже «не очень»…
Алёна, вдохновлённая, продолжила:
Не очень, не очень! Смотри, дядя Сева, который уже дважды приходил к маме, даже почти лысый… вот тут
Она указала себе на лоб, пригладив лёгкие кудряшки ладонью, а потом, будто поняв, что отец напрягся и пристально посмотрел ей в глаза, будто раскрыл мамину тайну. Оба её ладони прижала к губам, глаза расширились признак ужаса и растерянности.
Дядя Сева? Какой это «дядя Сева» так часто к вам в гости приходит? Это мамин начальник? почти громко, почти во всё кафе, сказал Иван.
Я не знаю, растерялась Алёна. Может, и начальник. Он приходит, приносит конфеты, торты и ещё она задумалась, стоит ли делиться столь сокровенной информацией с отцом, которого она считает «неадекватным».
Иван, сцепив пальцы, лежащие на столе, долго смотрит на них. Алёна понимает, что в эту самую минуту он принимает важное решение. Она не торопит его, ведь знает, что мужчины медлительные, их нужно подталкивать, а кто лучше подталкивать, как не женщина, особенно одна из самых дорогих в его жизни.
Иван молчал, молчал, и, наконец, решился. Он тяжело вздохнул, разъял замок пальцев, поднял голову и произнёс Если бы Алёна была чуть старше, она бы поняла, что его голос напоминает тот, с которым Отелло задавал свой трагический вопрос Дездемоне. Но пока она не знала ни Отелло, ни Дездемону, лишь собирала жизненный опыт, наблюдая, как люди радуются и страдают изза пустяков.
Пойдём, дочь. Уже поздно, я отведу тебя домой и заодно поговорю с мамой, сказал Иван.
О чём он будет говорить с Татьяной, Алёна не спросила, но почувствовала важность момента и быстро доела мороженое. Поняв, что то, к чему он пришёл, важнее самого вкусного десерта, она почти лихо бросила ложку на стол, сползла со стула, вытерла губы тыльной стороной ладони, шмыгнула носом и, глядя прямо в отца, заявила:
Я готова. Идём
Домой они не шли, а почти мчались. Папа бежал, держась за руку Алёны, словно знамя, которое держал князь Андрей Болконский в Аустерлице. Когда они вломились в подъезд, двери лифта медленно закрылись, унося в вышину одного из соседей. Иван растерянно посмотрел на дочь; она, решительно, снизу вверх, спросила:
Ну? И чего стоим? Кого ждём? У нас всего седьмой этаж
Иван поднял Алёну на руки и бросился вверх по лестнице. Когда мама, Татьяна, наконец распахнула дверь, Иван сразу же бросился в разговор:
Ты не можешь так поступать! Какой там Сева? Я же тебя люблю. И у нас есть Алёна
Не отпуская дочь, он обнял и маму, а Алёна обняла их обоих за шею, закрыв глаза. Ведь взрослые целовались
