Меня зовут Светлана, мне 42 года. У меня есть сын — Михаил. Ему недавно исполнилось шестнадцать. И хотя я всегда старалась быть для него опорой, сейчас он отказывается даже разговаривать. Называет предательницей, бросившей родных. Всё из-за того, что я ушла от его отца — и с тех пор стала в его глазах чужой.
С Дмитрием мы прожили вместе четырнадцать лет. Всё начиналось обычно: страсть, загс, рождение ребёнка, планы на будущее. Но постепенно чувства превратились в пепел, а вместо семьи осталась пустая формальность. Мы стали чужими под одной крышей. Он — в своей вселенной, я — в своей. Ни душевных разговоров, ни поддержки. Квартира превратилась в тихий фронт, где молчание резало острее крика.
Когда я познакомилась с Павлом, не искала романа. Просто впервые за годы ощутила, что меня замечают, ценят, слушают. Он стал лучом в кромешной тьме. И я решилась. Ушла. Не сбежала — выбрала свободу. Думала, так будет лучше всем: и мне, и сыну, и даже Дмитрию.
Но жизнь оказалась циничнее.
Дмитрий взорвался гневом. И, конечно, сыграл на самом уязвимом — на Мише. Запретил забирать сына, а когда я попыталась объясниться, услышала:
— Я остаюсь с отцом. Он не предавал. Ты — чужая.
Забрать силой не смогла — совесть не позволила. Осталось верить, что время всё расставит.
Я исправно переводила деньги каждый месяц. Иногда — сверх нормы. Покупала учебники, зимнюю одежду, оплачивала стоматолога. Дмитрий вскоре уволился, заявив, что «ищет призвание». Потом жаловался на здоровье. А сам годами жил на мои переводы. При этом внушал сыну, что я скупердяйка, бросающая крохи, пока они «едва хватают до зарплаты».
А в соцсетях я видела обратное: дорогие смартфоны, брендовые куртки, заказы в ресторанах. Сначала радовалась — пусть у Миши всё лучшее. Позже поняла: это спектакль. Отец тратил мои деньги, чтобы купить любовь сына.
Павел, мой нынешний муж, предложил решение:
— Света, хватит кормить дармоеда. Открывай вклад на имя Миши — пусть копятся на учёбу или жильё. Не для того ты пашешь, чтобы его папаша разъезжал на такси за твой счёт.
Долго колебалась. Но собралась. Позвонила Дмитрию:
— Деньги теперь только на счёт сына. Пора тебе самому зарабатывать.
Ответ не удивил: угрозы, мат, шантаж. Кричал, что подаст на алименты. Но я знала — не сможет. Он годами не оформлялся официально, а переводы были добровольными.
Даже зная, что права, чувствую себя разбитой. Хуже всего — не гнев бывшего, а холод в голосе сына.
— Бросила нас. Теперь и копейки жалко? — прошипел он в трубку.
Пыталась объяснить, что это ради его будущего. Но Миша уже не слушал. Выбрал сторону отца. Или иллюзию, которую тот создал.
Теперь живу с камнем в груди: родная кровь стала мне врагом. Каждую ночь мучает вопрос: а если бы осталась? Стоило ли бороться за себя, если всё рухнуло?
Но знаю — иначе бы задохнулась. Не сдаюсь. Я всё ещё его мать. Всё ещё жду, что правда всплывёт сама. Не через мои слова — через жизнь. Когда он вырастет. Когда увидит, как отец годами врал, а я молча спасала его будущее.
Не жду извинений. Жду, что однажды услышу простое: «Мама». Без ненависти. Без фальши. Как в детстве, когда он бежал ко мне с разбитой коленкой, зная — я всегда забинтую.
