Неужели я не могу решить сам? Тогда ты ни копейки от меня не получишь! я резко ударил ладонью по столу, и тёткасвекровь зажмурилась от удивления.
Злата сидела на краю дивана, будто бы на натянутой проволоке. Под ней дорогой кожаный диван, который я сам выбрал, а Галина Петровна уже три месяца бросает в него «рыночную безвкусицу». Я, Василий, удобно растянулся в кресле, скрестив ноги и раскусывая семечки подсолнечника, хотя уже давно перестал быть тем школьником, которому это позволительно. Мне тридцать восемь, два ребёнка, а я всё грызу семечки, как будто в школьном дворе.
Ну, Златушка, пробормотала Галина Петровна, ставя на стол громко парящий котел борща, мы с твоей тёткой обсудили и решили: продадим твою машинку. Ты же работаешь рядом, а Татьяна всё равно нужна в больницу. С её животом уже нельзя ни в маршрутке, ни в такси сидеть, верно?
Злата лишь хмуро усмехнулась в ответ. Я же тут, словно привязанный пёс, готов идти туда, куда меня направят.
Ты спросила меня? её голос был холоден, как зимний лёд, и она встретила взгляд старой женщины.
Что тут спросить? разлила себе Галина Петровна борщ. В нашей семье, если ктото в беде, все подхватывают. Я воспитывала сына в этом духе. А ты, Злата, всё лишь о себе думаешь
Не отрываясь от телефона, я пробормотал:
Златка, ты же знаешь, Татьяна сейчас беременна, ей тяжело Это временно. Когда она встанет на ноги, вернём машину.
Вернём? её глаза заискрились. Запишете в контракте? Или будет как тот «кредит» на кухню, который ты держишь у мамы уже пять лет «на долгосрочное хранение»?
Что ты за человек? вспыхнула Галина Петровна. Я не твой враг! Я твоя мать! Ты сама должна помогать, а не сидеть здесь, как капризная принцесса! Всё против тебя, всё несправедливо!
Злата встала без крика, без драмы просто закончила. Долго она молчала, пока не ушла в спальню, где начался наш хоровод:
Она злая? шепотом громко сказала тётка, будто бы Злата была глухой.
Златка, серьезно? крикнул я. Не будь так сурова. Мама, наверное, не так имела в виду
Я говорю как мать! воскликнула Галина Петровна. Если ты этого не понимаешь, значит ты не из нашей семьи.
Через несколько минут Злата вернулась с документами на машину, бросила их на стол.
Слушай, машина моя, оформлена на меня. Квартира, кстати, досталась от бабушки вам ничего не полагается. Это весь мой «вклад» в вашу «семью».
Ты всё испортишь изза куска металла? воскликнула тётка.
Нет, изза тебя, кивнула Злата. Изза твоего бесконечного контроля и твоей трусости, Василий.
Златка, подожди, я ухмыльнулся, положив руку на голову. Мы просто хотели помочь Татьяне
Тогда продайте гараж с этой Ладой 2003 года, отрезала она с ухмылкой. Так вам точно хватит на такси, а вы не сломаетесь.
Галина Петровна ударила ложкой по тарелке.
Ты не жена, а бизнесвумен. Всё, что тебе дорого, это бумаги и собственность. Души и совести у тебя нет.
А ты лишь любовь и сострадание? резко ответила Злата. Забавно, как всё это всегда обходится за мой счёт. Какое у вас благотворительное «сердце».
Злата ушла в ванную, закрыв дверь, и дрожала от ярости, а не от страха.
Через пару часов я зашёл в спальню без семечек, без телефона, без гордости.
Златка поговорим.
Слишком поздно, Вася. Слишком поздно пить Боржоми, когда твоя мама уже продала почки. Ты даже не прошептал, когда обсуждали, как избавиться от моей машины. Что это было?
Я не хотел ссор
Ты всегда хочешь только мира и тишины. А эта «тишина» всегда значит, что ты молчишь, пока я отказываюсь от прав, собственности и здравого смысла.
Я тяжело выдохнул.
Давай поговорим завтра, как взрослые. Сядем, разберемся, без эмоций.
Она посмотрела мне в глаза.
Ты всё ещё мой мужчина, Вася? Или ты уже давно муж твоей мамы?
Он промолчал.
Квартира гнулась в молчании. Даже борщ остыл.
Утром Злата проснулась раньше обычного. Солнце пронзило окно, будто знало, что сегодня будет переломный день. Я храпел на кухонном диване, будто ничего не случилось, будто только спор о шторах выиграл, а не предал её маме.
Она наливала кофе, не стуча чашками не из уважения, а из принципа. Шум это эмоция. Сегодня она сталь.
Достаточно. Они не получат ни капли её жизни.
Галина Петровна ворвалась в кухню, в халате, с косынкой, с лицом, полным обвинений.
Нука, хозяйка квартиры, sneered, как спалось в твоих законных квадратных метрах?
Злата молча посмотрела, её взгляд был так остёр, что если бы Галина Петровна была хоть чуть умнее, она бы сразу ушла.
Я думала, продолжила тётка, садясь за стол и потягивая чашку Златы, возможно, ты не понимаешь, как работает семья. В моё время, если мужчина в беде, жена стоит за ним, как скала. Ты же скорее нотариус на кладбище считающий, кто что получит.
Приятная метафора, спокойно ответила Злата, беря свою чашку обратно. Только я не на кладбище, а в браке. Или была.
О, драма, фыркнула Галина Петровна. Как в мыльной опере. Ты же, Златушка, не переигрываешь?
Тут я вошёл, расчесывая волосы, в спортивных штанах, которые Злата просила выбросить два года назад.
Мам, ты опять начинаешь? пробормотал я.
И ты опять молчишь? бросила она. Выбирай сейчас, Василий. Ты мой муж или продолжение маминой кухни?
Галина Петровна встала, голос её был холоден, как лёд.
Сынок, скажи прямо: она важнее тебя, чем я? Я тебя воспитывала, кормила, вышла замуж за неё И вот так?
Я стоял, как осёл на перекрёстке, выбирая между двумя магазинами, имея лишь одну купон.
Злата подошла ближе.
Что меня ранит больше? Не то, что ты меня не защищаешь. А то, что ты защищаешь их и молчишь, будто ты даже не участник. Как будто наш брак это телешоу, а не жизнь.
Я не хотел войны пробормотал я.
Это не война, а побег. Я ухожу. Точнее, ты уходишь.
Мы?
Злата открыла шкаф в коридоре, достала его сумку, бросила в неё его рубашки.
Пять минут. Иначе я начну сама всё выгонять. Что важнее твоя мама или эта квартира? Оставь ключи на столе. И берите борщ он её. Вы можете его попробовать.
Я посмотрел на неё, как кот, глядящий в закрытый холодильник, надеясь, что ктото откроет.
Златка
Слишком поздно, Василий. Я больше не верю, что ты вырастешь. Сорок лет, а ты всё под юбкой. Мне нужен не такой сын, уж точно не такой муж.
Галина Петровна захлопнула дверь спальни, а потом вернулась с собственной сумкой, набитой гипертонией, контролем, советами и вечной фразой: «У нас в доме так не делали».
Через пятнадцать минут они исчезли. Злата стояла у двери, как после пожара. Запах борща всё ещё висел, но ей захотелось сигарету.
Она пошла на кухню, достала бокал вина из шкафа, налила себе. В окно лил дождь, как в фильме.
И вдруг стало смешно. Она улыбнулась, сначала уголком рта, потом вслух.
И нет, я не нотариус на кладбище. Я хозяйка своей жизни. Наконец.
