**Между мной и его прошлым — дочь, которую он так и не смог полюбить**
Мы расписались с Аркадием, когда молодость уже осталась позади. Мне тридцать два, ему тридцать три. За плечами — не просто опыт, а целый ворох ошибок, разбитых надежд и несбывшихся ожиданий. У него — развод и дочь. У меня — тихая жизнь без детей и потрясений. Я никогда не была против их общения, даже поощряла, но Аркадий не хотел сближаться. Вообще.
С первой женой он сошёлся не по любви, а по настоянию матери. Та, узнав, что девушка беременна, заявила: «Ты обязан на ней жениться! Нельзя позорить её семью!» Родители невесты давили, умоляли — и он сдался. Роспись, чемодан — и сразу в рейс. Только закончил мореходку, ушёл в море. Ни свадьбы, ни колец — лишь сухая печать в паспорте.
Пока он бороздил волны, жена родила девочку. Вернулся, взял её на руки — и… ничего. Ни радости, ни тепла. Только усталость и пустота. Но раз уж стал мужем и отцом — играл роль. Ходил в рейсы, привозил деньги, занимался бизнесом, кормил семью. Жили в квартире, подаренной тестем — плата за «спасённую честь». Но любви не было. Даже близость — редкость. Как говорил Аркадий, за все годы можно по пальцам пересчитать те ночи, когда они были действительно мужем и женой.
Когда-то чаша должна была переполниться. Так и случилось: он вернулся из рейса — и узнал об измене. Жена не отрицала. Рыдала, просила прощения, твердила, что это ошибка. Но для него это стало выходом. Собрал вещи и ушёл. Без сцен, без истерик. Просто закрыл дверь. Её родители даже не пытались его остановить — всё и так было ясно.
Он ещё дважды уходил в море, а потом решил: хватит. Открыл свой бизнес. Через три года дела пошли в гору, бывшая с дочкой получали хорошие алименты, и жизнь, казалось, наладилась. А потом появилась я.
Познакомились на работе. Он приехал за стройматериалами, мы разговорились. Через пару дней мне доставили букет и приглашение в ресторан. Всё развивалось стремительно, красиво, искренне. Сыграли свадьбу. Но я знала, что его мать — женщина с норовом. Она сразу заподозрила, что и наш брак — вынужденный. Смотрела с недоверием. Но я успокоила её: детей пока не планируем, хотим сначала узнать друг друга.
Тогда она облегчённо вздохнула… и начала каждые выходные привозить к нам ту самую девочку — Светлану. Девочку, которую мой муж, простите, даже не считает дочерью. Как и её мать. Он отстранён, холоден, почти безразличен. А свекровь — будто нарочно. Шепчет мне: «Может, со временем он её полюбит». Но девочка всё чувствует. Она заходит в дом и сразу тянется ко мне. А отец? Надевает наушники, садится за компьютер и с головой уходит в «танки».
А я остаюсь со Светланой. Капризная, обиженная, злая. И как ни стараюсь — всё не так. Она не хочет быть здесь. Не хочет быть с ним. И я её понимаю. Через пару часов я уже на пределе — звоню свекрови, чтобы забрала. Та приезжает, переступает порог и сразу спрашивает: «Ну что, пообщались? Подружились?» А что ей ответить? Что её сын опять три часа стрелял в мониторе, а я в одиночестве была нянькой, психологом и жилеткой для чужого ребёнка?
Свекровь тут же меняется в лице. Начинает меня упрекать. Говорит, что это я виновата, что не смогла помочь ему наладить контакт. Мол, женщина — это цемент семьи. А я? Я устала быть цементом, который скрепляет чужую вину, чужие ошибки и чужое равнодушие. Я стараюсь. Но у меня нет волшебства, чтобы заставить мужчину полюбить своего ребёнка. И если он сам не хочет — сколько ни уговаривай, ни угождай, ничего не выйдет.
А виновата, конечно, снова я…
