«С сегодняшнего дня всё иначе!» — как одна женщина поставила на грани мужа и сына
Я не робот. Я обычная женщина, которой тоже бывает плохо. У которой ноет спина, которая выбивается из сил, которая целый день пашет в конторе, а вечером волочит неподъёмные авоськи, потому что дома — двое мужиков, крепких и сытых, которые, похоже, искренне верят, что еда в холодильнике берётся из ниоткуда. И когда терпение заканчивается, остаётся только высказать то, что давно клокочет внутри.
День выдался тяжким. На работе аврал, шеф с утра бушевал, еле дожила до вечера. Уже на автобусной остановке сообразила: надо заскочить в магазин — дома пусто, а там ждут муж Игорь и сын Витя. Игорю — сорок три, здоровый, как медведь, аппетит — под стать. Вите — шестнадцать, ходит на борьбу, после тренировок сметает всё, что не приколочено.
Брела домой, сгорбившись под тяжестью пакетов, ругая себя за излишнюю запасливость. В висках стучало, каждый шаг отдавался болью. Но выбора не было — ведь если не я, то кто?
Дверь открыла — Игорь уже дома. Развалился на диване, уткнулся в телек. Ни слова, ни взгляда, будто я — пустое место. Витя ещё в спортзале. Молча прошла в спальню, глотнула таблетку, рухнула на кровать. Хоть десять минут — перевести дух, прийти в себя.
Голова чуть отпустила, но не до конца. Всё равно чувствовала себя выжатой. Но поднялась, поплёлась на кухню. Телевизор орал, но сквозь грохот слышались только мои шаги и звон кастрюль. Скоренько сварганила макароны с тушёнкой, накрошила огурцов с помидорами. Просто, но сытно. Не до кулинарных изысков.
Витя пришёл позже. Позвала всех к столу. Села и услышала то, от чего внутри всё перевернулось.
— Опять эта бурда? — буркнул Игорь. — Могла бы что-то посерьёзнее состряпать.
— А мне бы котлет, — поддакнул Витя, ковыряя вилкой в салате.
Никто не спросил, как я. Никто не сказал спасибо. Они знали, что у меня болела спина. Видели, как я вползала в квартиру с пакетами. Слышали, как я кряхтела и еле волочила ноги. Но их волновало только одно — «нам невкусно».
Я медленно отложила вилку, посмотрела на них. И будто что-то во мне перещёлкнуло.
— Не нравится? Не ешьте. С сегодняшнего дня правила меняются. Я устала быть прислугой. Хочешь котлет — жарь. Хочешь щи — вари. Я больше не буду таскать покупки, готовить, мыть полы и получать за это плевки. Теперь я готовлю — да, на всех. Но один из вас моет посуду, другой — пылесосит. Договоритесь сами. Стираю только то, что в корзине. Грязные трусы под диваном — не моя забота.
Раз в неделю — в воскресенье — идём в магазин втроём. Я не вьючное животное. Я не кухарка. Я не уборщица по вызову.
Встала, поправила платок и пошла в ванную. Остановилась в дверях:
— А сейчас я моюсь и ложусь. Кто будет мыть посуду — решайте сами. Но имейте в виду: если утром кухня будет грязной — завтрака не видать. Всё. Спокойной ночи.
Ушла. За спиной — мёртвая тишина. Даже телевизор кто-то придушил. Не оборачивалась. Знала: они сидят и пялятся мне вслед. Ошарашенные. Может — растерянные. А может, впервые за долгие годы, — задумавшиеся.
И знаете что? Вины не было. Только лёгкость. Потому что иногда, чтобы тебя услышали, надо перестать шёпотом просить и начать говорить чётко. Громко. И без сожалений.
