12ноября, 2025г.
Сегодня я решила записать в дневник то, что давно лежит у меня на сердце. Папа позвонил в тот же вечер, когда я собиралась выйти из квартиры, и голос его задрожал от страха: «Алёна, приезжай скорее, у нас беда». Я прислушалась к шороху в трубке, к крикам, к ударам, и понял, что соседи в трёхэтажке устроили шумный разъезд. Один из них кричал, что убьёт меня, другой будто бы я сама их обвинила. Слышались удары в дверь, крики: «Откройте, они меня сейчас убьют!». Я попытался их успокоить, но папа лишь бросил в ответ: «Если тебя убивают лучше сразу звони, а то зачем учить тебя всему? Заколочи дверь стулом, может, они не прорвутся». Слова его были холодны, будто бы я от него лишь груз.
Я выросла в семье, где всё было, как будто бы постарому советскому чертежу: отецтокарь, мама уже не с нами, а бабушка живёт в той же комнате, где и я. Бабушка, Надежда Петровна, была человек «особый». По её словам, в её возрасте она «чувствует себя уже в последней фазе деменции», хотя диагнозов у неё не было. Она сидела в кровати, делала свои нужды прямо в постель, а потом, если я пыталась убрать, она обижалась, будто я оскверняю её «священную» стенку. Её кулинарные предпочтения ограничивались только мясом, рыбой и дорогим бельгийским шоколадом, который отец покупал за свои рубли, заработанные тяжёлой работой токаря. Он, конечно, не был миллионером, но в трудные времена никогда не оставался без средств. Всё, что он зарабатывал, уходило на бабушку на её еду, лекарства, мелочи, которые она требовала.
Мы жили в коммунальной квартире на Чистяковской, в четырёх комнатах: одна была у бабушки, вторая у отца с Алёной, а остальные делились с казахстанскими мигрантами и обычной российской семьёй. Соседи часто устраивали шумные посиделки, выпивали, а потом шли к нам в коридор, чтобы уладить спор или просто поговорить. Мы с бабушкой держались подальше: однажды в попытке «помочь» нам попали в ловушку, и с тех пор я не решалась переступить порог её комнаты. Но к маленькой Алёне часто приставали новоиспечённые мужчины, которым после выпивки хотелось «потискать» чужого ребёнка. Когда я подросла и начала отказываться от их навязчивых игр, они начали шлёпать, ущипывать. Папа лишь отмахивался, советовал не выходить в коридор, закрывать дверь стулом и смотреть телевизор, пока он не вернётся с работы.
Однажды я попыталась разобраться с старым горшком в комнате, и папа вдруг уронит его на меня. Я упала, но хуже было то, что меня оставили без еды я ела макароны с дешёвыми сосисками, пока бабушка наслаждалась лучшими деликатесами. Я не жаловалась, потому что в то время все так жили, и я привыкла к этому.
Когда мне исполнилось тринадцать, папа привёл в наш дом новую женщину Марину. Она настояла, чтобы в комнате оставались только они вдвоём, а я переехала к бабушке. Я чувствовала себя чужой в её доме, но ей было всё равно. В первый же день я попыталась вразнобой бросить в неё «букет» из школьных предметов, но она ответила тихим голосом: «Попробуй, старуха, а я тебя подушкой раздавлю». Я испугалась, но всё равно держалась на расстоянии.
Марина была довольна тем, что папа стал зарабатывать больше, и ей хватало на косметику, кафе и новые платья. Папа всё так же таскал нам деликатесы, и я не могла понять, зачем ему всё это. Он говорил: «Какой тебе десятый класс? Хватит учиться, будешь за мамой ухаживать». Я отвечала, что хочу образование, а он лишь требовал, чтобы я бросила всё, если мне чтото не нравится. В итоге я подделала подпись отца на документах, чтобы попасть в колледж, и усердно училась, чтобы никто не стал спрашивать у родителей о моих делах.
В первый раз получив зарплату в магазине, я позволила себе купить тот долгожданный шоколад. После колледжа я нашла работу в бухгалтерии и аналитике, где смогла проявить себя. За двадцать лет я построила карьеру, заработала репутацию и скопила приличный капитал. Я вышла замуж, родила сына и дочь, как говорили старики, «всё успела». Отец почти забыл обо мне, пока полтора года назад не нашёл меня в старости, хромой и разбитый. За эти годы он похоронил бабушку, развёлся с Мариной, потерял жильё, которое по глупости переофорил на сына от второго брака. Сын отказался от него, и отец пришёл к нам просить помощи.
Я помогла ему, но лишь настолько, чтобы больше ничего не был ему должна. Я нашла ему небольшую квартиру в Подмосковье, честно рассказала, что наследство от матери делится с братом, который не желает продавать свою часть. Я выставила её за «дешёвую», чтобы хватило на первый взнос. Я купила её: «Мне подходит, беру», сказала я продавщице. Через неделю я перевезла отца и его скудные пожитки в новое жильё и сказал: «Обживайся, теперь это твой дом».
Внутри меня росло мрачное, отчасти мстительное удовлетворение, слушая его жалобы и наблюдая, как он злится от того, что я больше не кормлю его теми же макаронами и сосисками, которые он давал мне в детстве. Я стала дарить маме подарки, устраивать ей поездки за границу, а отцу всё чаще говорила: «Я тебя воспитывала, а теперь я тебя поддерживаю, как умею». Я подаёшь ему упаковки дешёвых сосисок, рассказывая, что это «акция», и улыбаюсь, будто бы это самая большая забота. Папа, уставший, лишь вздыхает и говорит: «Ты неблагодарна», но я отвечаю: «Я благодарна, возвращаю сторицей».
Мои знакомые считают, что я слишком добра к предателю, что стоит просто отпустить его. Но я не желаю ему смерти, ведь он не бросил меня в детдом, а хоть немного заботился. Я знаю, что любовь и забота редкий ресурс и не всегда взаимны. Всё, чему меня научила жизнь, я теперь применяю, в том числе и в этом последнем этапе в попытке дать отцу то, что он когдато дал мне, но уже без горечи и обид.
Запишу на потом: иногда прощение это лишь способ успокоить собственную душу.
