Анна уже собиралась лечь спать, когда из детской донеслись тихие всхлипы. Сердце её сжалось, и она бросилась в комнату сына.
— Илюша, что случилось? — присела на край кровати, коснувшись его плеча.
Мальчик резко отпрянул, уткнулся лицом в подушку и хрипло пробормотал:
— Уйди. Не хочу тебя видеть.
Анну будто обожгло.
— Что ты говоришь, Илья? Почему?
— Потому что ты… ты плохая! — он поднялся, глаза полные слёз. — Папа всё рассказал! Я знаю правду о тебе!
Она вспомнила, как всё началось — фразу, которую Артём повторял в каждой ссоре:
— Раз ты такая умная — подавай на развод!
И каждый раз она молча опускала глаза, глотая обиду, и оставалась. Так её учили — терпеть, беречь семью, нести свой крест, даже если душа уже не живёт, а лишь тлеет.
Но в тот раз что-то внутри оборвалось. Она посмотрела мужу в глаза и впервые не отступила.
— Хорошо, — тихо сказала Анна.
Он опешил. Потом усмехнулся, как всегда:
— Отоспишься — передумаешь.
Но она не передумала. Всю ночь пролежала в темноте, перебирая прожитые годы. Крики. Равнодушие. Тень свекрови в их доме. Ни одно решение не принималось без её одобрения. И когда она поняла, что даже сын видит в бабушке и отце главных, осознала — её здесь больше нет.
Утром молча собирала документы. Артём орал, вырывал шторы, уносил утюг, кастрюли, подушки. Даже занавеску из ванной — всё, купленное в браке, тащили прочь.
— Живи теперь без нас и без нашего добра! — бросила свекровь на прощание, сжимая увесистый мешок.
Анна стояла в пустеющей квартире и не плакала. Ни слезинки.
Суд прошёл без них — ни Артём, ни его мать не пришли. И, к её удивлению, даже через два года никто не попытался отнять у неё Илью. Она работала, растила сына, не искала любви, но любовь сама нашла её.
Сергей появился ненавязчиво. Не лез с признаниями, не обещал звёзд, просто был рядом. Помогал. Слушал.
— Я понимаю, — говорил он. — У тебя сын, и он на первом месте. Это правильно. Мы с ним подружимся.
Анна тогда ещё не знала, как эти простые слова обернутся против неё.
Сначала всё было хорошо. Илья и Серёжа играли, собирали модели, строили замки из конструктора. Но в последнее время сын стал отдаляться. Не смотрел в глаза, отвечал резко. А той ночью и вовсе велел уйти.
— Ты хочешь меня отдать! — закричал он, вскакивая. — У тебя будет новый ребёнок, а я вам помешаю! Меня в детдом отправят!
У Анны похолодело внутри.
— Кто тебе такое сказал, Илюша?
— Папа! Он сказал, что ты уже договорилась, чтобы он меня забрал, потому что я мешаю!
Она с трудом сдерживала слёзы, обнимая сына и шепча:
— Никогда, слышишь? Никогда я тебя не брошу. Ты мой. Самый родной.
Он сначала сопротивлялся, потом обнял в ответ. Но в глазах остался страх. Сомнение. И это было хуже всего.
Прошло несколько дней. Илья вернулся от отца сияющий — рассказывал, как катался на лодке, как поймал окуня. Но через пару часов он сидел, опустив голову, и молчал.
— Ты был таким радостным. Что случилось?
— Всё нормально, — резко бросил он и отвернулся.
— Илюша, — она присела рядом. — Пожалуйста, скажи…
— Это ты его попросила? Чтобы он меня забрал, потому что я вам мешаю!
Это было уже не просто больно. Это — нож в самое сердце.
Анна взяла телефон. Голос Артёма в трубке был спокойным, почти ленивым.
— Чего ты хочешь? Он же с тобой, всё в порядке.
— Хочу, чтобы ты не врал. Если ещё раз настроишь сына против меня — больше его не увидишь. Понял?
— Ты мне угрожаешь? — прохрипел он. — Сама всё придумала!
— Правда? А Илья сам выдумал, что я его в детдом сдам, как только родлю другого?
Тишина.
— За два года ты заплатил алименты три раза. Хочешь, чтобы я подала в суд? Думаю, судье понравятся твои «сказки».
Снова молчание.
— Следи за языком, Артём. Больше не смей.
Она положила трубку и выдохнула. Руки дрожали, но рядом был Сергей. Он молча подошёл и положил руку ей на плечо.
— Всё нормально? — тихо спросил он.
— Теперь да, — кивнула Анна. — Теперь я не отступлю.
Ночью она сидела рядом с Ильей, гладила его по волосам и смотрела, как он спит. В нём ещё жила тревога, но появился прежний свет. И она знала — это только начало. Бывший муж не успокоится, будет снова сеять страх и злобу.
Но теперь она не была одна.
Она стала сильнее. И рядом был тот, кто не требовал делить любовь — а готов был её умножить.