Правила на лето
Когда электричка остановилась у небольшой платформы станции Солнечная, Мария Васильевна уже стояла почти у самого края, крепко держа у груди холщёвую сумку. В сумке шуршали яблоки, баночка малинового варенья и контейнер с сырниками. Всё это давно уже не необходимость; внуки приезжали сытые, из Москвы, с рюкзаками, но руки всё равно сами тянулись приготовить что-нибудь своё, домашнее.
Поезд тронулся, и двери разъехались, будто выпускают на волю целый табун и тут же с платформы сбежали трое вперемешку: долговязый Паша, его младшая сестра Зина и третий рюкзак, который, казалось, двигался сам по себе.
Ба! первой завопила Зина, маша рукой так, что браслеты зазвенели как колокольчики.
Мария Васильевна почувствовала, как что-то горячее щёлкнуло внутри. Она осторожно поставила сумку на землю, чтобы нечаянно не уронить, и раскрыла внукам объятия.
Ну, какие же вы она замялась, хотела вымолвить «выросли», но в последний момент решила промолчать. Всё и так ясно.
Павел подошёл чуть спокойнее, обнял Марью Васильевну одной рукой второй придерживал увесистый рюкзак.
Здравствуй, бабушка.
Он уже был на голову выше. Щетина на подбородке, сухие ладони, на шее наушники. Мария Васильевна невольно искала того мальчугана, который когда-то скакал по даче в сапожках, но взгляд каждый раз цеплялся за взрослого, почти чужого.
Дед во дворе вас ждёт, сказала она. Пойдёмте, а то у меня биточки остывают.
Сейчас, фото сделаю, Зина уже суетливо достала смартфон, быстро щёлкнула перрон, электричку и саму бабушку. Для сторис.
Мария Васильевна привычно пропустила это слово мимо ушей, хотя внуки объясняли ей ещё зимой, что такое «сторис». Суть улетучилась, но главное, что внучка улыбается.
Они зашагали по бетонным ступенькам вниз, где возле старенькой «Лады-Нивы» уже ждал Иван Сергеевич. Он приветливо хлопнул Пашу по плечу, Зину взял в охапку, Марии Васильевне коротко кивнул. У него все эмоции были скромнее, но жена отлично знала, что он рад не меньше её.
Ну как, на каникулах? спросил он.
На каникулах, протянул Павел, швыряя рюкзак в багажник.
На пути к дому дети немного притихли: за окнами мелькали дачи, огороды огибали небольшие извилины, кое-где паслись козы. Зина что-то прокручивала в телефоне, Павел засмеялся во весь голос, глядя на экран. Мария Васильевна сама не заметила, как принялась следить за их руками, за постоянным движением пальцев по этим чёрным стеклянным доскам.
Да ладно, думала она. Лишь бы дома всё было по-нашему. Пусть потом делают по-своему.
Дверь распахнулась и в дом ворвался запах жареных биточков и свежего укропа. На террасе старый деревянный стол, накрытый клеёнкой с ромашками. Сковорода ещё шипела, а в духовке доготавливался пирог с капустой.
Ух ты, праздник живота! Павел выглянул на кухню.
Это не праздник, это обед, машинально отозвалась Мария Васильевна и тут же себя одёрнула. Ну, идите мойте руки, там, у умывальника!
Зина снова выудила из рюкзака телефон. Пока хозяйка носилась по кухне, расставляя тарелки, хлеб, биточки, она краем глаза замечала, как внучка фотографирует еду, окно, кота Васю, который осторожно выглядывал из-под табурета.
За столом телефоны убираем, обронила Мария Васильевна почти невзначай, когда все уселись.
Паша посмотрел на неё вопросительно.
В смысле?
В самом прямом, подключился Иван Сергеевич. Поели дальше хоть сутками с телефоном.
Зина замерла, потом тихо положила телефон экраном вниз.
Я только сфотографировать
Уже сфотографировала, мягко улыбнулась бабушка. Давай сейчас покушаем, а потом всё эти… сторис свои.
Слово звучало чуждо, но она не стала уточнять.
Павел, поколебавшись, тоже положил телефон у края стола. Вид у него был, словно сняли космический шлем.
У нас тут, не спеша сказала Мария Васильевна, разливая компот, расписание. Обед в час, ужин в семь. Утром встаём не позже девяти. А остальное время гуляйте на здоровье.
Не позже девяти? поддел Павел. А если я ночью кино смотрю?
Ночью спят, буркнул Иван Сергеевич, не отрываясь от тарелки.
Тонкая нить напряжения повисла между ними. Мария Васильевна поспешила разрядить:
Мы не казарма, конечно. Но если до обеда спать, день прошляпите. А у нас и речка, и лес, и велосипеды.
На речку хочу! сразу зажурчала Зина. И на велике! О, и фотосессию в саду устроить.
Слово «фотосессия» бабушку уже не удивило.
Отлично, кивнула она. Только сперва немного поможем: картошку прополоть, клубнику полить. Всё же не барин приехали.
Ба, ну мы же на каникулах начал Павел, но Иван Сергеевич взглянул строго.
Каникулы не санаторий.
Павел смолчал. Зина ногой под столом задела его кроссовку и оба тихо улыбнулись.
После обеда дети разошлись по комнатам выгружать вещи. Мария Васильевна зашла через полчаса. Зина уже развесила футболки, расставила косметичку и зарядки, на подоконнике стояли пузырьки. Павел сидел на кровати, не отрываясь от телефона.
Постельное я поменяла, сказала она. Если что говорите.
Всё хорошо, бабуль, буркнул Павел, не отрываясь от экрана.
Слово «хорошо» на этот раз прозвучало особенно отчуждённо. Но она промолчала.
Вечером шашлыки пожарим, сказала она. А пока как отдохнёте в огород. Часик-другой и всё.
Угу, коротко ответил Павел.
Мария Васильевна вышла, тихо притворила дверь, затаилась в коридоре. Слышался смех Зины, видеозвонок. Она вдруг поняла: старой себя чувствует не из-за боли в спине, а оттого, что жизнь детей теперь идёт на каком-то своём, невидимом слое.
Ну да ладно, решила она. Лишь бы не давить.
Вечером, на тёплом огородном воздухе, они втроём порхали между грядками. Земля тёплая, трава шуршит. Иван Сергеевич показывал, где сорняк, где морковь.
Вот это выдёргивай, это оставь, объяснял он Зине.
А если перепутаю? скривилась она, присев на корточки.
Не страшно, вмешалась Мария Васильевна. У нас не колхоз, выживем.
Павел, заминаясь, опирался на мотыгу, ожидал конца работы, из окна мигал голубой монитор.
Телефон свой не забудешь? спросил дед.
Да в комнате оставил, буркнул Паша.
Это признание Марии Васильевне почему-то принесло совершенно преувеличенную радость.
Первые дни прошло мирно. Утром бабушка стучала в дверь дети ворчали, переворачивались, но к девяти все равно на кухне. Помогали с огородом, потом расходились, кто куда: Зина устраивала фотосессии с котом Васей и луком, выкладывала их в телефон, Паша иногда открывал книгу, иногда слушал музыку, а иногда уходил на велосипеде.
Соглашения держались на мелочах: телефоны лежат в стороне, ночью тишина. Только однажды Мария Васильевна проснулась от приглушенного смеха за стенкой. Глянула на часы полпервого.
Стоит войти или подождать? раздумывала она.
Опять смех, звук голосового сообщения. Накинула халат, тихонько постучалась.
Паш, ты не спишь?
Смех тотчас стих.
Сейчас, услышался шёпот.
Он открыл дверь, щурясь на свет. Глаза красные, волосы взлохмачены, в руке телефон.
Ты чего не спишь? стараясь не озвучивать раздражение, спросила она.
Да фильм смотрю
В час ночи?
Мы с ребятами договорились вместе смотреть и переписываться
Она представила: по Москве, в разных квартирах, подростки переговариваются о каком-то фильме.
Давай так: кино не обидно. Но если за полночь не спишь с утра в огород точно не выйдешь. Давай договариваться: до двенадцати можно, после спать!
А как же ребята?
Они в Москве, ты здесь. Порядки у нас свои. Ложиться в девять никто не велит.
Павел почесал затылок, вздохнул.
Ладно. До двенадцати.
И свет выключай мешает. Звук поубавь.
Идя обратно, думала: может, слишком мягко. Но пожёстче не получается другое время.
Мелкие недовольства возникали, как сорняки. Как-то раз попросила Павла помочь деду доски к сараю перетащить.
Сейчас, буркнул, не отрывая глаз от экрана.
Через десять минут доски всё ещё лежали, как лежали.
Паша, дед уже таскает сам, в голос вкралась жёсткость.
Я договорю и иду, раздражённо буркнул он.
Что там такого? не выдержала она. Земля остановится, что ли.
Он резко поднял взгляд.
Это важно! У нас турнир!
Какой ещё турнир?
В игре. Командный. Если уйду, проиграют.
Хотелось сказать игры важнее всего? но по плечам заметила: он реально переживает.
Сколько осталось?
Минут пятнадцать-десять.
Хорошо. Через десять минут помогать.
Он послушался. Такие микро-договоры поддерживали видимость порядка. Но однажды всё сорвалось.
Было это в разгар июля. С утра собирались на рынок нужна была помощь: сумки тяжёлые, машину одну не увезти.
Паша, завтра с дедом на рынок, сказала Мария Васильевна за ужином. Я с Зиной компот варить и овощи заготавливать.
А я не могу! тут же воскликнул он.
Почему?
С друзьями договорились в Москву. Фестиваль, музыка, уличная еда он бросил взгляд на Зину, но та только развела руками.
Я же говорил вам.
Бабушка не помнила, говорил ли. Много разговоров не всё уследить.
В Москву? сурово нахмурился Иван Сергеевич.
Да по электричке. Ближе к вокзалу.
«Ближе» явно не понравилось.
Ты маршрут знаешь?
Там все будут, да и мне шестнадцатый год!
Мы с твоим отцом договаривались один не ездишь, не уступал дед.
Я не один, с друзьями.
Тем более один.
Тут уже напряжение стало почти звенящим. Зина осторожно съела последнюю макаронину.
Может, вы с папой на рынок вечером, а он завтра? предложила Мария Васильевна.
Рынок утром работает. Мне помощник нужен.
Я могу! вдруг сказала Зина.
Ты с матерью компот варишь! привычно буркнул дед.
Я сама справлюсь, вмешалась бабушка. Пусть Зина с тобой, пусть внуку праздник.
Иван Сергеевич бросил взгляд и удивился, и обрадовался, но упорство осталось.
А этот что, самый независимый? намекнул он на Павла.
Я же начал Павел.
Город это не дача! Мы за тебя отвечаем.
За меня всегда кто-то отвечает, не выдержал Паша. Дайте хоть раз решать самому!
Нависла тяжёлая тишина. Мария Васильевна хотела бы приобнять мальчишку мол, понимаю, когда сама в жизни хотела свободы но вместо этого твёрдо услышала собственный голос:
Живёшь у нас по нашим правилам.
Павел резко отодвинул стул.
Значит, не поеду.
Вышел, хлопнув дверью. Вскоре наверху послышался глухой стук.
Вечер был тяжёлым. Зина пыталась невпопад шутить, дед молчал, Мария Васильевна тихо мыла посуду, будто вычищала все раздражения дня. В голове звенело: «наши правила».
Ночью, когда даже старая мышь под лестницей не шуршала, Мария Васильевна прислушалась: свет из-под двери Павла не сочился.
Может, хоть выспится. подумала.
Утром без четверти девять мир был прежний: Зина зевала за столом, Иван Сергеевич хлопал газетой.
А Павел где? спросила бабушка.
Наверно, спит, пожала плечами Зина.
Мария Васильевна поднялась наверх, постучала. Без ответа. Открыла постель кое-как застелена, телефона нет, толстовка брошена на стул.
В животе холодок.
Его нет, тихо сообщила она внизу.
Как нет?! возмутился Иван Сергеевич.
Нет. Телефон забрал.
Может, во двор вышел, предположила Зина.
Сарай, огород, даже у соседей спросили нет. И велосипед на месте.
Электричка в 8:40, тихо пробормотал Иван Сергеевич.
Руки ледяные.
Может, просто к кому ребятам во дворе
Да тут никого он не знает! перебила Зина, достала телефон. Я напишу.
Пальцы заскользили по экрану. Секунда другая.
Галочка одна, тихо.
Про «одну галочку» Марии Васильевне было неведомо, но по лицу внучки стало ясно: плохо.
Что делать будем? спросила она у мужа.
Он вздохнул, собираясь с мыслями.
Еду на станцию вдруг кто видел.
Может, не стоит? неуверенно предложила она. Может, он
Не сказал ни слова и ушёл значит, стоит!
Оделся быстро, взял ключи.
Ты оставайся! Вдруг объявится. Зина, если напишет сразу скажи!
Когда машина глухо закрыла за собой ворота, Мария Васильевна осталась на террасе, комкая тряпку. В голове вертелись все худшие картинки. Как Паша мчится по платформе, как кому-то не понравилось что-то, как телефон выпал или просто замёрз. Она себя одёрнула.
Он уже не маленький. Не глупый.
Час перетёк в другой. Зина пару раз проверила телефон.
Ни сигнала, тихо сообщила.
К одиннадцати вернулся Иван Сергеевич, серый, уставший.
Никто не видел. И у вокзала был сплошь чужие. Никто.
Может, уехал, прошептала Мария Васильевна. На свой фестиваль.
Без денег?
У него всё на карте, Зина вмешалась. В телефоне.
Взгляды встретились. Для взрослых деньги в кошельке, а у детей цифровой пустырь.
Может, позвонить твоему сыну? предложила она мужу.
Конечно. Узнает всё равно.
Звонок был тяжёлым: сын ругался, потом замолчал, потом обвинил в беспечности. После разговора Мария Васильевна села на кухне, зажав лицо ладонями.
Ба, осторожно выдохнула Зина, он же не пропал. Не может быть. Просто обиделся.
Обиделся, ушёл, глухо откликнулась бабушка. Как будто враги мы ему.
День тянулся вязко. Лера пыталась варить компот, дед копался в сарайчике, но все механически, словно из-под палки. Телефон внучки молчал.
Когда солнце клонялось к заборам, на террасе послышался скрип. Ворота открылись в проходе стоял Павел. В та же футболка, джинсы в пыли, на плече рюкзак, усталый, будто старше себя.
Привет, хрипло сказал он.
Мария Васильевна поднялась. Захотелось броситься, обнять но осталась стоять.
Где был?
В Москве. На фестивале.
Один?
С ребятами ну, почти один. Они из соседней деревни. Договорился.
Иван Сергеевич вышел на террасу, руки в тряпке.
Ты хоть понимаешь, что мы начал он, но голос дрогнул.
Я писал, быстро сказал Павел. Сеть исчезла. Потом зарядка закончилась. С собой не было.
Зина стояла рядом, сжав телефон.
Я тебе тоже писала! Всё время одна галочка.
Не специально, гулко ответил он. Я подумал: если попрошу не пустите. А я уже дал слово. Решил лучше не спрашивать.
Значит, уйти без предупреждения решение? подхватил дед.
Молчание. Теперь не раздражение, усталость.
Иди домой, коротко сказала Мария Васильевна. Сначала поешь.
Он прошёл к столу, уселся, преданно доедал суп, хлеб и компот с жадностью, будто неделю не ел.
Там дорого, буркнул он. Эти ваши «фудкорты».
«Ваши» прозвучало странно, но придираться она не стала.
После ужина вышли на террасу. Вечер опускал прохладу и беззвучие.
Давай договариваться, Иван Сергеевич уселся на лавку. Ты хочешь свободы понятно. Но мы отвечаем за тебя. Пока ты у нас нас не может не волновать, где ты.
Павел упрямо молчал.
Если хочешь поехать заранее говори. Не вечером накануне, а вечером до. Мы решаем, как добраться, встретить, проводить. Если сходится ездишь. Нет остаёшься. Самовольно пропадать нельзя.
Если не отпустите?
Злишься, но не едешь, вмешалась бабушка. Мы тоже злимся, но берём с собой.
В его взгляде была и обида, и растерянность.
Не хотел, чтобы вы волновались. Хотел сам выбрать
Сам выбирать хорошо, ответила она. Но «сам отвечать» это ещё и за тех, кто за тебя волнуется.
Слова вышли не поучительно, а по-родственному.
Он выдохнул:
Ладно, понял.
И ещё: если телефон садится ищешь, где зарядить, первое дело сообщаешь нам, даже если будем ругаться.
Хорошо, коротко кивнул он.
Посидели немного, молча. Из-за забора тявкнула собака. В огороде кот Вася тянулся на закате.
А как фестиваль? вдруг спросила Зина.
Музыка ничего, еда вкусная.
Покажешь фото?
Телефон сел.
Ну вот. Ни доказательств, ни контента, развела руками Зина.
Он усмехнулся наконец-то по-настоящему.
Жизнь потекла по-новому. В тот же вечер Мария Васильевна с Иваном Сергеевичем написали листочек: подъём не позже десяти, помощь не меньше двух часов, предупреждать об уходах, за столом никаких устройств. Листок повесили на холодильник.
Как в лагере, хмыкнул Павел.
Только семейный, ответила бабушка.
Зина выставила встречные условия:
Если на речке, мне не названивать каждые пять минут и без стука в комнату не врываться!
Мы и так не врываемся, удивилась Мария Васильевна.
Всё равно напиши! вставил Павел. По-честному.
Добавили пункты. Дед подписал, поворчав.
Постепенно всё внедрялось по-настоящему. Однажды Зина притащила забытую «Монополию»:
Сегодня вечер настолок!
В детстве играл, обрадовался Павел.
Дед тоже втянулся. Смеялись, спорили, выигрывали и проигрывали телефоны забывались на краю комнаты.
В другой раз бабушка устала от «А что на ужин?» и предложила:
В субботу ужин готовите вы оба. Я только показываю, где что лежит.
Мы?!
Хоть макароны, хоть что. Главное съедобно.
Взялись всерьёз: Зина открыла рецепт модного блюда, Павел нарезал овощи, спорил о специях. На кухне запахи, гора посуды, но легко, с чувством праздника.
Только не обижайтесь, если очередь в туалет, хмыкнул дед, но съел всё до крупинки.
В огороде компромисс: каждому дали по «своему» ряду.
Вот, Зина твоя клубника, Павел твоя морковка. Хочешь поливай, хочешь нет. Только не удивляйтесь урожаю.
Эксперимент! вскрикнула Зина.
В итоге Зина бегала к своим грядкам, фотографировала и выкладывала «Мой сад!», Павел махнул и пара корешков в августе.
Выводы? спросила Мария Васильевна.
Морковка не моё, серьёзно объявил Павел.
Смех был уже другим не напряжённым, по-семейному.
К августу дом жил по выверенному ритму: утро завтрак, день кто куда, вечер ужин за общим столом. Павел иногда засиживался до полуночи, но ровно в двенадцать выключал свет, а бабушка знала: спорить не имеет смысла. Зина уходила на речку с подружкой, но всегда писала, когда вернётся.
Ссоры были. То музыка не та, то суп пересолен, то посуду не моет но ссоры эти уже не война, а обыденные тёрки между близкими.
В последний день лета Мария Васильевна испекла яблочный пирог. В доме запах, на террасе ветерок, рюкзаки уже у двери.
Сфотографируемся! предложила Зина.
Опять эти соцсети
Для себя! успокоила она.
Вышли в сад, солнце подсвечивало яблони. Телефон на перевёрнутое ведро, таймер, Зина командует:
Бабушка в центр, дед справа, Павел слева!
Встали плечом к плечу, Павел слегка опёрся на бабушкин локоть, Зина всех обняла.
Улыбаемся!
Щёлк. Ещё щёлк. Зина подошла к телефону, улыбнулась:
Класс!
Покажи.
На экране она в фартуке, Иван Сергеевич в клетчатой рубашке, Павел лохматый, Зина в кедах. Но все родные.
Можно распечатать?
Конечно. Я пришлю!
А как, если она в телефоне?
Я помогу, вмешался Павел. Весной к нам всё сделаем. Или я привезу.
Мария Васильевна кивнула. Было спокойно: не потому, что стали понимать с полуслова, а потому, что между её правилами и их свободой теперь появилась дорожка, по которой можно ходить туда-сюда.
Поздно вечером, когда дети спали, она вышла на террасу. Звёзды, пахнет яблоками, по дому идёт мягкое дыхание. Иван Сергеевич сел рядом.
Завтра уедут, тихо.
Уедут.
Пауза.
Всё обошлось, добавил он.
Обошлось и, кажется, научились.
Это кто кого ещё? хмыкнул он.
Она улыбнулась. На втором этаже окна уже погасли, где-то на столе телефон неспеша накапливал заряд для завтрашнего дня.
Поднявшись, Мария Васильевна традиционно глянула на листок с правилами. Края немного подогнуты, ручка рядом. Она провела пальцем по подписям и подумала может, на следующее лето перепишут, добавят что-нибудь новое. Но главное уже есть.
Она выключила свет и пошла спать, чувствуя, как дом спокойно принимает каждое прожитое лето, оставляя место для нового.
