**ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ МУЖИК**
Навещаем тёщу в деревне, за сто километров от Москвы. В её доме, где она родилась и выросла. Из которого потом убежала на фронт семнадцатилетней и в который вернулась в сорок пятом без ноги…
— А Миши нет! За дровами уехал! — вздыхает тётя Галя, его жена. — В соседнем селе клуб разбирают! Отдали на дрова!
Тестю уже под восемьдесят. Но он всё ещё крепкий мужик — не то что нынешние.
— Далеко деревня-то? — спрашиваем тётю Галю.
— Да что там! — машет она рукой. — Километров пять, не больше!
Мы с женой переглядываемся.
Через какое-то время он «приезжает». Транспорт — старая детская коляска из семидесятых, без корпуса, кренящаяся под грузом обломков досок.
Сбрасывает с плеч перекрёстные ремни, которыми тащил поклажу.
— Вот! — хвастается нежданной добычей. — Ещё пару раз съездить — и на зиму хватит!
— Как распиливать будете, Михаил Петрович? — помогаю укладывать доски в поленницу.
— А вон моя пилорама! — кивает он на криво сколоченный верстак с самодельными приспособлениями.
Рука-то одна.
На верстаке лежит ржавая ножовка с железной ручкой. Такая же была у моего отца. Ей я когда-то учился пилить первые доски.
Сердце сжимается. Хочется помочь — хоть на внедорожнике доски привезти, хоть рабочих нанять.
— Может, чем помочь, Михаил Петрович? — спрашиваю.
Но он даже слушать не хочет. Одной рукой останавливает меня и снова накидывает ремни на плечи.
— Фуры тут носятся — того и гляди под колёса затянут! — ворчит.
Машин и правда много. Огромные, длинные, несутся через деревню, как по трассе М5.
— Галка, я поехал! — кричит он жене.
Та выходит, провожает его взглядом и с гордостью говорит нам:
— Добытчик!
Тут до меня доходит. Ему не нужна помощь.
Он живёт тем, что чувствует себя мужиком. Не мужчиной — именно мужиком. Хотя всю жизнь проработал завкафедрой в экономическом институте.
Смотрю вдаль: по обочине бредёт старик с покорёженной коляской, привязанной ремнями и бельевой верёвкой крест-накрест на груди. В этой коляске когда-то качали мою жену. Напоминает бурлака, только вместо барж — фуры, ревущие мимо, окутывая его выхлопами.
Не выдерживаю — еду с сыном в строительный.
Оставляем на его верстаке новую шведскую ножовку, с закалёнными зубьями, в футляре.
Через пять лет забрали его к себе. В тепле и комфорте он не протянул и полгода…
А потом, на поминках, нахожу нашу ножовку — нетронутую, в том же футляре, на серванте.
— Берег! — качают головами соседи. — Хозяйственный был мужик!
— Да, — киваю. — Мужик. Теперь таких не делают…
