**Дневник Надежды**
Сегодня всё началось с покосившегося домика на окраине деревни. Я стояла перед ним, сжимая в руке потёртый листок с адресом. Ветер пробирал до костей, а внутри было пусто, как в этих заброшенных окнах. Двадцать лет в детдоме, а теперь вот она, моя новая жизнь: чемоданчик да горстка рублей.
Дом выглядел так, будто его покинули ещё при Брежневе. Крыша еле держалась, ставни скрипели, крыльцо шаталось под ногами. Я закрыла глаза неужели это всё, что мне досталось?
Вдруг скрипнула калитка соседки. На тропинку вышла пожилая женщина в пёстром платке. Увидев меня, она приостановилась, потом решительно зашагала в мою сторону.
Чего на холоде стоишь, дитятко? спросила она, хмурясь. Октябрь на дворе, а ты в лёгкой кофте. Простынешь ведь.
Я достала блокнот: *«Мне отдали этот дом. Я из детдома. Я немая».*
Женщина прочитала и вздохнула:
Ах, горе ты моё Меня зовут Галина Степановна. А тебя?
*«Надежда»*, написала я.
Ну и чего тут мёрзнешь? Идём ко мне, чаю попьём, согреешься. Завтра мужиков соберу помогут дом подлатать.
В её избе пахло свежим хлебом и теплом. На стенах вышитые рушники, на подоконнике герань. Фотография мужчины в милицейской форме привлекла мой взгляд.
Сынок, Дмитрий, пояснила Галина Степановна. Участковый. Добрый, да вечно на службе. А ты, родная, как жить-то будешь? Работа нужна?
Я кивнула и написала: *«Любая. Умею готовить, убирать, ухаживать».*
Есть у меня знакомая, Анна Игнатьевна. Старушка, сиделка нужна. Родня есть, да только им её деньги важнее. Сходить познакомиться?
Дом Анны Игнатьевны был большим, но запущенным. Краска облезла, во дворе хлам. Дверь открыла женщина лет сорока с уставшим лицом.
Сиделка? окинула она меня взглядом. Я Светлана, внучка. А это Сергей, муж.
Мужик в кресле с бутылкой пива лишь хмыкнул, не отрываясь от телевизора.
Работы много, продолжила Светлана, закуривая. Бабуля лежачая кормить, мыть, убирать. Нервная, бывает, кричит. Три тысячи в месяц, еда что останется. Берёшь?
Я показала блокнот: *«Беру. Я немая, но всё сделаю».*
Немая? Светлана переглянулась с мужем. Ну и ладно. Болтать не будешь.
Анна Игнатьевна лежала в полутьме. Комната пропахла лекарствами и тоской. Её худые руки были в синяках.
*«Как вас зовут?»* написала я.
Анна Игнатьевна А ты?
*«Надежда. Я буду за вами ухаживать».*
Старушка слабо улыбнулась.
Через месяц всё изменилось. Я отмыла дом, развесила занавески, готовила свежую еду. Анна Игнатьевна даже начала рассказывать о молодости, листая альбомы.
Ты, Наденька, как лучик света, говорила она.
Но когда приезжали Светлана с Сергеем, в доме становилось холодно. Они ворчали:
Зачем ей столько еды? Всё равно скоро
Однажды я нашла у бабушки новые синяки.
*«Кто это сделал?»*
Сама упала прошептала она.
Я купила скрытую камеру. Продавец, Иван, отдал её даром: *«Вижу, дело важное».*
Запись показала кошмар. Сергей бил старушку:
Где деньги, старая?! Пенсию отдавай!
Нету, сынок На лекарства всё
Врёшь! орала Светлана. Дом на нас перепишешь, или в дом престарелых!
Я побежала к Галине Степановне. Её сын, Дмитрий, посмотрел запись и схватился за рацию:
Это уголовщина. Едем.
Светлана и Сергей орали, что это монтаж, но их увезли в наручниках. Анну Игнатьевну забрала скорая сломаны рёбра, сотрясение.
Без тебя бы не выжила, сказал врач.
Галина Степановна взяла меня к себе. А через две недели Анна Игнатьевна вернулась домой.
Дом твой, Надя, сказала она. Ты его заслужила.
Иван, тот продавец, оказался внуком Галины Степановны. Он уговорил меня лечить голос.
Попробуем? говорил он.
И однажды я прошептала: *«Спасибо».*
Через год он сделал предложение в нашем саду.
Выйдешь за меня?
Да, ответила я.
На свадьбе Дмитрий поднял тост:
За тех, кто не молчит!
Теперь у меня есть семья, дом и голос. Я больше никогда не промолчу, если вижу зло. Потому что молчание это соучастие. А я выбрала добро.

