Шестилетней сиротой: мать двух девочек ждала третьего ребенка
Я осталась без матери в шесть лет. У мамы уже были две дочери, а третью она рожала. Я помню всё: как она кричала, как собрались соседки, как голос её постепенно затих
Почему не позвали врачей? Почему не отвезли в больницу? Может, деревня наша была глухая? Дороги замело снегом? Не знаю, но причина, видно, была. Мама умерла в родах, оставив меня, сестру и новорожденную Полинку.
После её смерти отец потерялся. Родни здесь у нас не было все жили на западе, помочь с детьми было некому. Соседки советовали отцу побыстрее жениться снова. Не прошло и недели после похорон, как он уже был помолвлен.
Ему наговорили про учительницу мол, добрая баба. Отец сходил к ней, и та согласилась. Видно, он ей приглянулся. Он и правда был статный: высокий, стройный, глаза чёрные, как у цыгана в них можно было утонуть.
В тот же вечер он привёл свою невесту знакомиться.
Вот вам новая мама!
Меня словно кипятком ошпарило. Ещё весь дом пахнет мамой, мы ходим в платьях, которые она шила и стирала, а тут уже новую маму нам привели. Теперь-то я понимаю, но тогда злость душила меня и на отца, и на эту женщину. Не знаю, что она себе представляла, но вошла в дом, развязно взяв отца под руку.
Оба были навеселе, и она заявила:
Называйте меня мамой тогда останусь.
Я тут же шепнула сестре:
Это не наша мама. Наша померла. Не зови её так!
Сестра разревелась, а я, старшая, выступила вперёд:
Нет, мамой тебя звать не будем. Ты нам чужая!
Ого, какая бойкая девчонка! Тогда и оставаться не стану.
Учительница вышла, отец хотел за ней, но на пороге замер. Постоял, опустив голову, потом обнял нас и зарыдал так, что мы с ним вместе расплакались. Даже Полинка в колыбели захныкала. Мы оплакивали мать, а он любимую жену, но наше горе было больше. Сиротские слёзы везде одинаковы, тоска по матери на всех языках одна. В тот день я впервые и в последний раз видела, как плачет отец.
Он пробыл с нами ещё две недели работал в леспромхозе, пора была уходить на лесозаготовки. Делать нечего: другой работы в деревне не было. Договорился с соседкой, оставил деньги на еду, Полинку отдал другой бабе и ушёл в тайгу.
Мы остались одни. Соседка приходила, стряпала, печь топила и уходила. У неё своих дел хватало. Так и жили: целыми днями в холоде, голоде и страхе. Деревня стала думать, как нам помочь. Требовалась женщина особая чтобы чужих детей, как своих, приняла. Где такую найти?
Вспомнили, что у одной из наших дальняя родственница знала бабу, брошенную мужем детей у неё не было. Может, и рожала, да ребёнок не выжил кто знает. Раздобыли адрес, письмо написали, а через другую тётку, Зину, её и позвали к нам.
Отец ещё в лесу был, когда Зина утром в дом вошла. Так тихо, что мы и не слышали. Проснулась я а в доме шаги. Кто-то ходит, как мама, на кухне посудой звякает, и запах блинов витает!
Мы с сестрой в щёлку глядим. Зина деловито возится: моет, убирает. Потом по шороху поняла, что мы не спим.
Ну, золотки мои, за стол садись!
Удивились мы такому званию. Мы и правда были светленькие, в маму.
Осмелели, вышли.
Садитесь!
Не заставили себя ждать. Наелись блинов, и к этой бабе что-то потянуло.
Зовите меня тётя Зина.
Потом она нас с Веркой выкупала, всё постирала и ушла. Назавтра опять пришла. Дом у неё в руках преобразился так чисто, как при маме. Три недели прошло, отец всё в лесу. Тётя Зина ухаживала за нами, но не давала к себе привязаться. Особенно Верка к ней льнула ей всего три года было. Я недоверчивее была. Эта Зина строгая, сдержанная. А мама наша весёлая была, песни любила, отца «Веней» звала.
А что, когда отец из лесу вернётся? Какой он у вас?
Я давай хвалить его, да так, что чуть не выдала! Говорю:
Он хороший! Тихий! Как выпьет сразу спит!
Зина насторожилась:
Часто пьёт?
Часто! Верка выпалила. Я ей под столом пинка дала:
Да нет, только по праздникам!
Зина успокоилась, а вечером отец вернулся. Огляделся удивлённо:
Думал, в грязи живёте, а у вас хоть царей принимай.
Рассказали ему всё, как было. Он задумался, потом:
Ладно, схожу к новой хозяйке. Какая она?
Красавица, Верка отвечает, и блины печёт, и сказки сказывает.
Вспоминая теперь, улыбаюсь. Красавицей Зину по меркам не назовёшь. Худая, невзрачная, но разве дети в красоте разбираются?
Отец рассмеялся, оделся и пошёл к тётке, что неподалёку жила. Наутро вернулся с Зиной. Рано встал, за ней сходил. А та в дом вошла вся сжалась, будто боялась чего.
Я шепчу Верке:
Давай назовём её мамой, она добрая!
И хором закричали:
Мама! Мама пришла!
Отец с Зиной за Полинкой сходили. Для той Зина и правда стала матерью нянчилась, как с зеницей ока. Полина маму не помнила. Верка забыла. А я одна на всю жизнь запомнила как и отец. Как-то подглядела: он на мамину фотографию смотрит и шепчет:
Зачем так рано ушла? Всю радость мою с собой унесла
Долго я с отцом и мачехой не жила. После четвёртого класса в интернат, своей школы в деревне не было. После седьмого уехала в техникум. Всё рвалась из дому но почему? Зинаида меня ни словом, ни делом не обижала, берегла, как родную, а я привязаться не могла. Неблагодарная, что ли?
Стала я акушеркой видно, неспроста. Время не повернуть, маму не спасти, но хоть других матерей уберегу
