Знойный июльский день навис над выжженной степью, где затерялся посёлок Орловский. Пыльная дорога, извиваясь, терялась вдали. «Жара нынче невыносимая, правда? Солнце палит, будто в печи. Хоть бы дождик», — пробормотал водитель, бросая взгляд в зеркало. Но на заднем сиденье Евдокия молчала, уставившись в окно. «Ну и бука! Все трещат без умолку, а эта хоть бы слово. К кому едешь? Сразу видно — не местная. Что за птица?» — ворчал он, но Евдокия лишь выдохнула: «Домой». Расплатившись рублями, она вышла. Такси, фыркнув, исчезло в клубах пыли.
Евдокия шла по знакомым улочкам, но всё казалось чужим. Пятнадцать лет она не ступала на эту землю. Вот он, родной дом, где ждёт её мать. В сумерках светились два окна, в одном мелькнул сгорбленный силуэт. «Боже, как она постарела…» — сердце сжалось от вины, тяжёлой, как камень. Грудь ныла, слёзы душили. «Мама… Мамочка родная…» Она хотела броситься к двери, упасть на колени, молить о прощении. Но ноги подкосились. «Не могу… Сейчас… Отдышусь…» — прошептала она, опускаясь на скамейку. Воспоминания нахлынули, унося в прошлое.
Её детство было ярким, как воздушный змей, подаренный отцом. В пять лет Доня обожала свой пёстрый мяч, а когда он лопнул под колёсами грузовика, слегла с температурой. Мать, педиатр, выхаживала её, не отходя от постели. В тринадцать Доня, долговязая, страдала от прозвища «Жердь». «Мам, почему у меня грудь не растёт? Все смеются», — жаловалась она, прижимаясь к матери. «Ты у меня красавица, всё как надо», — утешала мать, гладя её волосы.
В семнадцать Доня расцвела: стройная, с гордой осанкой, поступила в медучилище. Тогда её настигла любовь. Николай, студент старшего курса, мечтал стать хирургом. Снимал комнату у старушки. Их чувства вспыхнули мгновенно. Он провожал её домой, робко брал за руку. Она дышала только им. Однажды, когда родители уехали на свадьбу, Доня уговорила Николая остаться. Три дня они были счастливы, клялись в вечной любви.
Но родители вернулись раньше. Увидев Николая, отец, Василий Степанович, побагровел. «Это Коля, мы любим друг друга. Если он уйдёт, я уйду с ним», — твёрдо сказала Доня. «Вон! Оба вон!» — заревел отец. Николай выскочил, Доня — за ним. Отец, багровый от ярости, шагал по комнате. Он обожал дочь, но её поступок разрывал сердце. «Как она могла так опозориться? Парня в дом привела!» — шипел он на жену, Анну. «Ты её баловала! Всё за неё делала! Ты виновата!»
«Не кричи! Почему она должна стирать? Я для чего? Парня привела — с кем не бывает», — тихо ответила Анна, пряча слёзы. «Дура!» — рявкнул Василий и ударил её. Анна сжалась, но устояла. «Ей семнадцать, время другое», — прошептала она. «Жизнь одна! Ты дочь загубила!» — кричал он. «Ты забыл, что у тебя есть дочь!» — выкрикнула Анна. Василий замер. «Да, у меня есть дочь, Евдокия. А у тебя её нет. Её мать умерла при родах. Доня была слабенькой, сиротой. Я поклялся у гроба жены её вырастить. Женился на тебе ради неё. Ты, педиатр, выходила её, полюбила. Я видел, как ты к ней привязалась. Но не та мать, что родила, а та, что воспитала!»
Анна задыхалась от боли. В дверях стояла Доня, бледная, как смерть. «Значит, неродная? И молчала?» — глухо сказала она, подходя к отцу. «Здравствуй, папка. Мамка умерла, а ты эту в дом привёл? Вы мне оба осточертели!» — выкрикнула она и ушла в комнату. «Донечка, я люблю тебя, как родную! Прости!» — рыдала Анна, стоя у двери, пока та собирала вещи. С сумкой Доня двинулась к выходу. Анна рухнула на колени: «Не пущу!» Доня, крича: «Ты мне никто!», топтала её руки, вырывалась. И ушла, хлопнув дверью.
Доня с Николаем поселились у старушки. Домой она не собиралась — обида на отца и мачеху жгла душу. Хозяйка рассказала, что в день её ухода отца хватил инсульт. Он умер в больнице. «Похороны сегодня. Пожалей мать, сходи», — уговаривала она. «Врут. Хотят заманить. Они меня выгнали. Она притворялась матерью!» — отрезала Доня. Два месяца они жили у старушки. Николай получил диплом, Доне исполнилось восемнадцать, они расписались и уехали.
Николай стал фельдшером на «Скорой», Доню взяли в детдом. Прошло тринадцать лет. Николай стал хирургом. Доня выучилась на медсестру. «Не могу бросить своих деток», — говорила она. Они любили друг друга, но одно омрачало жизнь: Доня не могла иметь детей. Когда чудо случилось, ребёнок погиб. Врачи удалили матку. Николай не упрекал её, любил безгранично.
Четыре года назад они удочерили девочку. Доня влюбилась в неё с первого взгляда. Когда малышка, названная Любой, заплакала, её сердце ожило. Теперь Любе три года — шалунья, радость их жизни. Но недавно Доне приснился сон: родной двор, окна, силуэт старухи. «Мама!» — закричала она, просыпаясь в поту. Николай всё понял. Когда она собралась на вокзал, он обнял её: «Езжай. Она старая, нужна тебе». «Боюсь, приеду, а её нет», — шептала Доня.
Вот он, родной дом. Силуэт в окне. Доня, еле двигаясь, вошла в подъезд. Знакомая дверь. Сердце билось, как пойманная птица. «Мама… Неужели ты за этой дверью?» — шептала она, нажимая звонок. Тишина. «Кто там? Сейчас открою», — раздался слабый голос. Дверь распахнулась. На пороге — седая, сСтарушка, ослепшая от слёз, упала в её объятия, и в этот миг все годы боли, злости и тоски растаяли, как снег под весенним солнцем.
