Скосил сено — нашёл судьбу: как Геннадий обрёл то, о чём даже не мечтал
Геннадий проснулся на заре. Солнце только-только золотило верхушки берёз, а его мать, Анфиса Петровна, ещё вечером строго наказала:
— Завтра, сынок, чтобы на покосе был с первыми петухами. Сена надо заготовить — корову кормить зимой.
— Мам, сам справлюсь. Не стану Сергея отрывать, у него своё поле ждёт, — ответил Геннадий и отправился спать, даже не подозревая, что один укус шмеля изменит его жизнь навсегда.
В деревне Геннадий слыл человеком особенным. Не чудаком, но и не таким, как все. Тихий, рассудительный, сдержанный. Лишнего не болтал, взгляд скромный, а в кармане всегда книжка. Работал механиком в колхозном гараже — мастер на все руки. Начальство ценило, уважало. А вот сердце его было пустым, будто ждало чего-то важного.
Местные бабушки давно махнули рукой: «К нему и подступиться нельзя!» Молодёжь звала «умником». А его брат Сергей, балагур и душа компании, смеялся:
— Брат, так и сгинешь холостяком! Тебе уже Аграфена Семёновна сватается — ей, между прочим, за семьдесят!
— Иди к своей Людке, — отмахивался Геннадий.
Но внутри у него было не до шуток. Тяжело. Одиноко. И страшно. Познакомиться с кем-то? Нет уж…
В тот знойный июльский день он почти закончил косить, оставался лишь дальний край поля. Устал, присел, достал флягу с водой. И вдруг — голос.
— Ой, батюшки! Как же больно!..
Оборачивается. Стоит девушка — молодая, стройная. В простых штанах и кофте с цветочным узором. Держит руку и морщится от боли. Геннадий вскочил, подбежал, забыв про свою робость.
— Что случилось?
— Шмель ужалил… — чуть не плачет она. — Что делать?
— Тихо, не бойтесь. Сейчас всё будет. Главное — жало вытащить.
Он аккуратно и быстро извлёк жало. Девушка ахнула, потом удивлённо посмотрела:
— Уже… всё? Правда?
— Уже, — кивнул он. — Даже не почувствовали. Вас как звать?
— Надя. А вас?
— Геннадий.
— Спасибо вам, Геннадий. Вы меня спасли. А вы тут живёте?
— Здесь. Сено заготавливаем. А вы откуда?
— К тёте Марии приехала. Она у вас фельдшер в медпункте. А я… Я теперь учительница в сельской школе. Из города перебралась. Работаю с малышами. Решила жизнь изменить.
Он молча кивнул. Больше ничего не сказал. А она ушла, так и не узнав, как у него внутри всё перевернулось.
Надя была из тех, кто пережил предательство. Уехала из города, бросив работу и всё — лишь бы не видеть бывшего и не плакать в тех же стенах, где застала его с подругой. Она искала покоя. А нашла — глаза Геннадия.
Геннадий же шёл домой, будто на крыльях. За ужином молчал. А потом взял гармонь и вдруг заиграл. Брат с матерью переглянулись.
— Ты чего, Гена? — не выдержал Сергей. — На покосе, небось, лешего встретил? Ну, давай, рассказывай!
И Геннадий рассказал. О шмеле. О девушке. О её глазах и голосе. И о том, как хочет увидеть её снова. Сергей хлопнул себя по колену:
— Всё, завтра идём к Николаю, мужу тётки Марии. Мы с ним вместе на тракторах работаем. Надюхой зовут, говоришь? Хорошее имя.
— Не пойду я, — замялся Геннадий.
— Пойдёшь! Это твой шанс. Не упусти, брат. Давай!
Тётка Мария встретила их радушно, Надя — с лёгкой улыбкой. Геннадий глаза опустил, а Сергей за двоих разговор вёл. Надя смеялась, тётка поглядывала на племянницу, а потом шепнула мужу:
— Гляди, как они на друг друга смотрят… Вот оно, счастье-то.
К вечеру, когда гости разошлись, Надя первая предложила:
— Такой тёплый вечер… Может, дойдём до речки?
Он еле кивнул, сердце колотилось. И пошли. Не спеша, по пыльной дороге, где пахло сеном и чем-то новым.
Говорили о жизни. О том, как одиноко было. О книгах. О предательствах. О том, как хочется верить кому-то.
Когда рассвело, они стояли у воды, держась за руки, не желая расставаться.
— Знаешь… — тихо начал Геннадий, — я теперь не понимаю, как жил без тебя.
— И я, — прошептала она. — Никогда не думала, что встречу здесь, в деревне, такого… как ты.
Через два месяца в селе гуляли свадьбу. Геннадий больше не был тихим одиночкой. Он стал мужем. Таким, о каком мечтала Надя.
— Вот и встретились, две души, — сказала тётка Мария, глядя, как племянница танцует с мужем. — На сенокосе. Под жужжание шмеля.
А брат Сергей усмехнулся:
— Бывает и так. Одним покосом — и на всю жизнь.
