Одна сковородка на двоих
Бывает, люди перестают ругаться. И это уже не про мир. Это про конец. Дмитрий и Светлана прожили вместе двадцать лет. Не век, конечно, но и не пару месяцев. Сначала — страсть, потом дети, потом бесконечные хлопоты. А потом — усталость. От всего. И друг от друга.
Поначалу ещё пытались. Кричали, мирились, хлопали дверьми, пытались понять, простить, начать заново. Но потом наступила тишина. Глухая, как в танке. Они перестали спать вместе. Разъехались по разным углам. Вроде и не чужие, но уже и не свои. Просто два человека, застрявших в одной трёшке. И самое страшное — они стали есть порознь. У него — своя еда. У неё — своя. Свои полки, свои кружки. Своя жизнь. Это и был конец. Без объявлений, без пафоса.
О разводе никто не заикался. Зачем? И так всё понятно. Дмитрий познакомился с женщиной в санатории. Стал ездить туда один, без Светланы. Татьяна оказалась спокойной, заботливой, с ней было легко. Она присылала ему смски, спрашивала, как дела, скидывала рецепты борща. Светлана никого не встретила. Её одиночество было тугим, как банковский узел. Но она не ныла. Просто жила. Как будто знала — когда-нибудь это кончится.
Утро было как утро. Кухня в жёлтом свете, запах подсолнечного масла. Светлана стояла у плиты. На плите — крошечная сковородка. На ней — одно яйцо. Не глазунья. Не завтрак на двоих. Просто яйцо. Маленькое, как сама сковородка. Маленькое, как сама Светлана. Халат — потрёпанный, волосы — в неудачной завивке. Она держала лопатку и даже не смотрела на сковородку. Просто стояла.
Дмитрий зашёл на кухню. Молча. Поставил чайник, хотел налить себе чай. Всё уже было решено. Он уйдёт. Скоро. Осталось собрать чемодан. Но в этот момент она обернулась. Посмотрела на него с такой беззащитной виной, что у него подкосились ноги.
— Хочешь яйцо? — тихо спросила она и протянула крошечную сковородку.
Его будто молотом по голове. Всё всплыло. Общага. Одна кровать. Один стакан. Одна вилка на двоих. И та же девчонка в халате, только тогда — озорная, с челкой «как у Лилии Брик», которая смеялась и говорила: «У нас даже яйцо пополам!».
Он поставил сковородку. Обнял её. Прижал, как двадцать лет назад. И забормотал. Путано, глупо. Что он олух. Что закрутился. Что забыл, что она — его. Что всё, что казалось серым, на самом деле и было жизнью. И, возможно, он плакал. Она не видела — она ведь маленькая, а он — под метр девяносто.
На плите всё ещё лежало яйцо. Желток — как золотая монетка. Как знак. Как шанс.
Потом он остался. Они снова стали есть вместе. Молчали по вечерам. Потом начали разговаривать. Осторожно. А потом — смеяться.
…Любовь не всегда с фейерверками. Иногда она живёт в тишине. В одной сковородке. В вопросе: «Хочешь яйцо?» Потому что если тебе его предлагают — значит, ты ещё не чужой.
