В один из пасмурных осенних вечеров, разбирая старые вещи в родительском доме в Нижнем Новгороде, Лидия нашла разговор, перевернувший её жизнь. Она сидела в своей комнатке, когда взволнованный голос матери донёсся со стороны кухни:
— Лидуся, может, вернёшься к нему? Ну что ты, в самом деле, собрала манатки и уехала?
— Мам, я же говорила — временно, — устало ответила Лидия. — Арендаторы съедут с дедовой квартиры в Казани, я туда переберусь. Не хочу вам мешать.
— Да какая помеха, доченька? — голос матери дрожал. — Жили вы с Василием, всё у вас ладно было. Не буянил, не гулял. Чего тебе ещё? Надо подстраиваться друг под друга, не первый год вместе!
Лидия усмехнулась, глядя в окно, за которым моросил дождь. Внутри клокотала буря. Как объяснить матери, что её брак был будто жизнь под стеклянным колпаком?
— Мам, ты не знаешь, как я жила, — голос её дрогнул. — Ты шторы на ночь закрываешь? А в спальне у вас с папой вдвоём или с полдеревни? А если вам что-то сокровенное захотелось — об этом все в округе знают? Нет? А у нас именно так! Я как в витрине жила — каждый шаг, каждый вздох нарасхват. Уверена, вся улица в курсе, какого цвета моё бельё или… — она запнулась, — чем мы с Васей занимались по ночам. И это нормально?
Мать онемела. Лидия продолжала, не в силах остановиться:
— А догадываешься, кто всем разбалтывает? Мой муж! Тот самый, от которого я ушла и к которому не вернусь. У него завеска вместо языка! Я прошу: «Вася, это только между нами», а через час уже вся улица осведомлена. Он глаза хлопает: «Ну я же по секрету!» — Лидия сжала кулаки. — В последний раз он устроил сцену, кричал, что его матушка не со зла, просто заботится. Ну зачем, скажи, его маме знать, в какой день мы ребёнка зачать собираемся?!
Мать ахнула, прикрыв рот ладонью.
— Да, мам, именно так! — Лидия уже кричала. — Звонит мне его мать и спрашивает, как дела, переживает за внуков. К знахаркам ходила, травки мне подсовывала через Васю, чтобы в чай подмешивал! Это был край. Я больше не могу! Иду по улице — все ухмыляются, будто в курсе, чем мы вчера занимались. Уже паранойя! Его мать звонит и заботливо уточняет, стою ли я в позе «берёзки» после… ну, ты поняла. Конца нет!
Лидия замолчала, тяжело дыша. Мать смотрела на неё в ужасе.
— А сюрпризы? — тише добавила Лидия. — Их делать невозможно. Он всё разболтает! Подарит что-то — а я уже две недели от тёти Маши знаю, что он собирался купить. Хорош, да, не пьёт, не шляется. Но этот его язык…
Отец, обычно молчаливый, вдруг вмешался:
— Хватит, мать, дочку доставать! — его голос гремел. — Сказала не может — значит, не может. Кто её поддержит, как не мы? Живи, дитятко, сколько надо.
Он обернулся к Лидии, смягчившись:
— Знавал я таких, как твой Василий. В нашем цеху один был, Плетух звали. Ни одной тайны не держал — всё разносил. Говорил, вся семья такая, от деда унаследовал. Может, и врал. Но жить с таким — мука.
Лидия кивнула отцу и ушла в комнату. Она любила этот уютный дом, пропитанный теплом. Но жить с Василием, чья болтливость рушила любое уединение, было невыносимо.
В дверь постучали. Вошла мать, теребя фартук.
— Лидуся, правда на развод подашь?
— Мам, дай подумать, — вздохнула Лидия. — Но скорее всего — да. Он не изменится.
— А вдруг одумается?
— Не одумается. Думаешь, мне легко?
Мать вышла, а Лидия расплакалась в подушку. Она не ждала, что брак с Василием — таким надёжным и добрым с виду — так закончится. Ещё до свадьбы были намёки: после ночёвки на даче все бабушки начали ей подмигивать. Свекровь как-то обронила, что нынешние девки «ветреные», а Лидия — «целомудренная». Годы спустя, в ссоре, та проговорилась, что знала о её невинности до свадьбы.
— Ты матери рассказал?! — кричала тогда Лидия.
— Ну и что? Она радовалась! — оправдывался Василий.
Это был перелом.
Прошло три месяца. Лидия переехала в другой район Казани, подальше от прошлого. Она не ждала встретить здесь Василия.
— Привет, Лидка, — он стоял у подъезда, переминаясь.
— Привет.
— Поговорим?
— Диктофон включил? — язвительно спросила она. — Чтобы потом по косточкам разобрать?
Василий покраснел.
— Я хотел извиниться. Понял всё, Лида. Кончай дурить. Без тебя тошно. Я исправлюсь.
— Мне тоже тошно без тебя, — призналась она, но тут же добавила: — Но ты сам выбрал. Не можешь молчать — всё кончено.
— На развод подала?
— Да.
— У тебя кто-то есть?
— Нет. Но будет. И он, в отличие от тебя, не будет трепаться. Уходи, Вася.
Она развернулась, чувствуя, как сердце рвётся на части. Весь вечер она ждала звонков от свекрови, друзей — все должны были обрушиться на неё за то, что бросила «такого парня». Но телефон молчал. Ни на следующий день, ни через неделю никНо однажды, когда она вышла из подъезда, увидела Василия, молча стоящего под фонарём с букетом полевых цветов — и впервые за долгое время улыбнулась.
