— Валентина Сергеевна, вы совсем рехнулись?! — голос завуча Людмилы Фёдоровны громко разорвал тишину учительской. — В пятьдесят восемь лет бросать школу? Куда вы денетесь, скажите на милость?
Валентина аккуратно складывала методички в стопку, не поднимая глаз. Руки дрожали, но она старалась этого не показывать.
— Как-нибудь устроюсь, Людмила Фёдоровна.
— Да вы понимаете, что творите? Тридцать шесть лет в школе! Уважаемый педагог, дети вас любят, родители хвалят… А пенсия через два года приличная! Чем дома заниматься будете?
Валентина наконец подняла взгляд. Глаза блестели от слёз, но она их сдерживала.
— А чем я здесь занимаюсь? День за днём — одно и то же. Уроки, проверка тетрадей до ночи, подготовка к занятиям, будто сорок лет назад не знала программу наизусть. Дети… — она замолчала, провела ладонью по лицу. — Они другие стали, Людмила Фёдоровна. Меня не слышат.
— Вздор! Вчера же Ирина Дмитриевна рассказывала, что её Ваня только у вас математику понимает!
— Понимает… — горько усмехнулась Валентина. — А на переменах что делает? В телефоне сидит, как все. Спрашиваю что-то — мычит. Объясняю задачу — в окно смотрит. А дома ночами в этих играх сидит.
Людмила Фёдоровна тяжело вздохнула, подошла к окну.
— Валя, ну зачем себя так накручивать? Времена такие, дети такие… Но учить их надо! Кто, если не мы?
— Не знаю, — тихо ответила Валентина. — Честно, уже не знаю.
Возвращаясь домой, Валентина машинально считала ступеньки подъезда. Восемнадцать, девятнадцать, двадцать. Всегда двадцать — до третьего этажа. Вся её жизнь была расписана по минутам, предсказуема.
— Мам, ты так рано! — удивилась дочь Аня, выглядывая с кухни. — Что-то случилось?
— Написала заявление, — коротко бросила Валентина, проходя в комнату.
— Какое заявление? Мам, ты куда? — Аня бросилась следом.
— Об уходе.
Аня застыла, потом схватилась за косяк.
— Ты что, заболела? Температура есть? — Она потянулась к матери, попробовала лоб.
— Отстань, Анюта. Я здорова. Просто решила.
— Как решила?! Мам, ты понимаешь, что говоришь? — Аня опустилась на край кровати. — У тебя же стабильная работа, коллектив хороший, зарплата… Пусть и небольшая, но регулярная. А дальше что? Дома сидеть? Это же прямая дорога к депрессии!
Валентина сняла туфли, разминая уставшие ноги.
— А сейчас что? Радость? Счастье? — Она устало посмотрела на дочь. — Аня, я каждое утро встаю как на казнь. Иду в школу, как на каторгу. Стою у доски, объясняю одно и то же в сотый раз, а в голове одна мысль: когда же это кончится?
— Мам, ну это у всех бывает! Профессиональное выгорание. Надо в отпуск съездить, отдохнуть…
— Отдохнуть? — Валентина горько рассмеялась. — Детка, я сорок лет не отдыхала. Сорок лет школа, тетради, подготовка. В отпуске — курсы или дача. Когда мне отдохнуть?
Аня молчала, теребя край свитера.
— А Геннадий что скажет? — наконец спросила она.
— А Геннадий тут при чём?
— Как при чём? Он же твой… Ну, вы же…
— Мы что? — Валентина повернулась к дочери. — Видимся раз в неделю, в воскресенье. Кино или театр. Потом он меня провожает, целует в щёку и уходит. Уже три года одно и то же.
— Но вы же собираетесь…
— Собираемся? — Валентина встала, подошла к зеркалу. — Аня, посмотри на меня. Что видишь?
Аня смущённо пожала плечами.
— Вижу маму.
— А я вижу старуху. Седые волосы, которые крашу раз в месяц в одном и том же салоне. Морщины, которые множатся. Руки, знающие только мел и тетради. Глаза, разучившиеся светиться. И знаешь, что самое страшное? Я не помню, когда в последний раз смеялась. По-настоящему.
Аня подошла, обняла мать за плечи.
— Мам, ну что ты… Ты красивая, умная…
— Умная? — Валентина отстранилась. — Если бы была умной, не прожила бы жизнь так, будто её за меня кто-то решил. Школа, пединститут, та же школа. Замуж за первого, кто позвал. Развод, снова работа… Где я? Где Валентина? Не учительница, не мать, не бывшая жена. Просто я. Я себя потеряла.
В коридоре хлопнула дверь, послышался топот внука.
— Бабуля! — раздался звонкий голос десятилетнего Стёпки. — А что на ужин?
— Сейчас, зайчик, — отозвалась Валентина, вытирая глаза. — Аня, потом поговорим.
Стёпка влетел в комнату, швырнул рюкзак и повис на бабушке.
— Бабуля, а можно я к Витьку сбегаю? У него новая игра, там монстры крутые!
— Уроки сделал?
— Ну почти… Математика осталась, но она лёгкая. Можно?
Валентина взглянула на внука. Живые глаза, непоседливые руки, вся жизнь впереди.
— Стёпа, а скажи, чего ты больше всего хочешь? Прямо сейчас?
Мальчик задумался, почесал затылок.
— Чтобы каникулы не кончались. Чтобы мама не ругалась за тройки. Чтобы папа приехал, как обещал. И собаку хочу, но мама не разрешает. — Он серьёзно посмотрел на бабушку. — А ты чего хочешь, бабуля?
Валентина присела на кровать, притянула внука.
— А знаешь, Стёпка, я сама не знаю. Столько лет не спрашивала себя, что забыла, как это — хотеть.
— Как забыла? — удивился мальчик. — Разве нельзя просто взять и захотеть?
— Можно, солнышко. Просто я давно не пробовала.
Стёпка нахмурился.
— А дедушка Коля говорил, что мечтать никогда не поздно. Он в семьдесят на дачу переехал и огурцы выращивает. Говорит, всю жизнь мечтал, а работал на заводе.
— Дедушка Коля — мудрый человек, — улыбнулась Валентина. — Иди, уроки делай. Потом к Витьку сходишь.
Стёпка убежал, а Валентина осталась сидеть, обдумывая его слова. Мечтать никогда не поздно. А оОна посмотрела на свои руки, испачканные краской, и впервые за много лет почувствовала, что начинает жить.
