Сон о спасении: как встреча на лавочке воскресила мою девочку
Когда у нас с Владленом родилась дочка, все акушерки в роддоме ахали — такой красотки давно не видывали. Личико — как у фарфоровой куклы, носик-бусинка, ушки аккуратненькие, а глаза… Глаза были волшебные — васильковые, ясные, смотрели так, будто знали все тайны мира.
Первые месяцы всё шло как по маслу. В два месяца доченька держала головку, в четыре — пробовала вставать. Мы радовались, строили планы, даже не догадываясь о беде, что уже подкрадывалась. В полгода на шее у малышки появилась странная шишка. Твёрдая, горячая. Врачи разводили руками — анализы хорошие, причина неясна. Мы мазали, грели, бегали по кабинетам — без толку. Дочка стала вялой, почти не ела, ночами не спала, плакала без конца. Я качала её до утра, а врачи твердили: «Всё в порядке».
Обращались к деревенским знахаркам — бесполезно. Я уже теряла надежду.
А потом случилось чудо.
В тот день мы с дочкой поехали к бабушке. Долго ждали автобуса на остановке. Девочка сидела в коляске, бледная, с потухшим взглядом. Вдруг к нам подошла женщина — крепкая, с косой, уложенной короной, в простеньком платье в цветочек. Сибирская внешность, голубые глаза, взгляд тёплый и пронзительный.
Она посмотрела на дочку и тихо сказала:
— Бедняжка… И тебе, мать, нелегко. Не ест, не спит, мучается?
Я кивнула. А она вдруг продолжила:
— Таких я лечу. Если не помочь — не вытянешь. Приходи до заката. Я — тётя Груня. Живу за поворотом. Возьми с десяток яиц, самых свежих.
Сказала и отошла к краю остановки. Стояла, отвернувшись, будто давала мне время подумать. И я колебалась. Очередная шарлатанка? Обманет, напугает, содёржит последние деньги? Но что-то щёлкнуло внутри — будто голос шептал: «Не пойдёшь — пожалеешь».
Бабушка, выслушав, только махнула рукой:
— Сходи. Вдруг поможет. Если запросит много — уйдёшь.
Я взяла яйца и пошла. Домик с голубыми ставнями, под окнами — герань, во дворе яблоня и песочница, где возилась малышка лет трёх.
— Пришла, — вышла тётя Груня. — А я уж думала — передумала. Не люблю навязываться, но сердце ёкнуло. Вот, Светланку выходила — из Иркутска привезли, еле дышала. Через месяц бегала.
Светланка, услышав своё имя, засмеялась и попыталась встать, держась за скамейку. Живая, румяная девчушка.
— Пошли в горницу, — кивнула тётя Груня. Я замялась:
— Сколько взять-то?
— Ни рубля, — отмахнулась она. — Кто сколько даст. Добро за деньги не продаётся. Детей жалко. Взрослых не трогаю — сами наворотили. А детки — чисты.
В горнице она усадила дочку на половичок, взяла яйцо и начала выкатывать — от стоп вверх, по суставам, по позвоночнику, вокруг головы. Шептала что-то, будто разговаривала с невидимым: «Выходи, хворь-перехворь, из косточек белых, из жилочек алых…» Дочка следила за яйцом, пыталась его поймать.
Потом разбили яйца в миску с водой. На солнце в каждом желтке проступил чёткий крест, а белок пузырился, будто кипел.
— Видишь? — тётя Груня ткнула пальцем. — На погибель сделано. Люди Бога забыли. Но ничего, вытянем.
— Кто? — спросила я.
— Не скажу. Сколько раз пробовала — столько горя потом было. Пусть Господь судит. Моё дело — спасать.
Прошли три курса — по десять дней каждый. Сначала исчезли кресты, потом пузырьки. А дочка… оживала. Спала спокойно, ела, смеялась. Щёчки зарумянились.
— А вы эти яйца едите? — спросила я как-то.
— Храни Господи, — рассмеялась она. — Свиньям отдаю. Им не страшно.
Потом рассказала, как получила дар. От бабки. А той — от её матери. Была у неё злобная сестра, которая жаждала силу, но дар достался Груне — потому что бабка знала: доброта сильнее колдовства. Сестра пыталась выкрасть заговор, но не вышло. Дар — не слова, а душа.
Пока мы лечились, Светланка начала ходить. Глазёнки сияли. Потом её забрали — отец приехал. Привёз мешок картошки, банки солений, мёд, сало.
— Вот и спасибо, — усмехнулась тётя Груня. — А девочку-то в сердце оставила.
И в последний раз — на яйцах ничего. Чисто. Дочка здорова.
Сейчас ей двадцать. Умница, красавица. Учится на художницу, мечтает о Москве. Смотрю на неё — и до сих пор не верю, что могла её потерять. Что это не страшный сон. И каждый раз, проходя мимо той остановки, я вспоминаю тётю Грусю. И шепчу: «Спасибо».
Потому что она спасла не только мою дочь. Она спасла меня.
