Тихая шепотка консьержки пробивалась сквозь стеклянную стенку: Дети у Светланы Петровны какието странные.
Как мышки, подхватила вахтерша, только глазами зыркают.
Я только месяц назад въехала в свою новую пятиэтажку, и коробки ещё стояли в углах, будто замёрзшие в ожидании. Работа съедала всё время за компьютером я теряла ночи, а единственное, что успела обустроить, была кухня, где готовка стала моим тихим ритуалом после тяжёлого дня.
Соседей я почти не знала, лишь кивала им в лестничной клетке. Поэтому, когда в дверь постучала женщина с нервным взглядом, я сначала не поняла, кто она.
Здравствуйте, я Светлана, ваша соседка её голос прерывист, глаза постоянно бросаются на двух детей, стоящих за её спиной, как два маленьких воробья. Мальчик худой, с живыми глазами, а девочка чуть моложе, с косичками, заплетёнными так туго, будто скоро кожа поднимется.
Мне срочно нужно уехать, буквально на пару часов. Не могли бы вы она задыхалась, словно просила унести её тайну.
Присмотреть за детьми? я закончила её фразу. Одна мысль о одиночестве держала меня в тепле, но отказ казался холодным.
Да! Я мгновенно, тудасюда, согласилась она, исчезая, как дым, оставив детей скользнуть в квартиру без шума.
Как вас зовут? я попыталась улыбнуться, но в голосе прозвучал звон пустого коридора.
Артём, шепнул мальчик.
Злата, ответила девочка, её голос эхом отозвался в пустой кухне.
Хотите пить? спросила я, двигаясь к столу.
Артём переглянулся с сестрой и прошептал:
А можно?
Эти слова повисли в воздухе, как запретный аромат.
Конечно, могу предложить сок, воду, чай ответила я, доставая стаканы.
Когда я повернулась к вазы с печеньем, Злата украдкой взглянула, но сразу отвела взгляд, будто боялась увидеть своё отражение.
Берите, я сама пекла, подвинула я вазу ближе.
Правда можно? снова прозвучал её тихий шёпот.
Я начала рассказывать о своей коллекции кулинарных книг, доставая красивую с фотографиями тортов. Дети приближались, но каждый звук хлопнувшее окно, сигнал машины за окном заставлял их вздрагивать, как будто в их мире всё громко и опасно.
Через четыре часа Светлана вернулась, как торнадо:
Артём! Злата! Быстро домой!
Дети подпрыгнули, как по команде, но Злата задела вазу рукавом, и та покачнулась, будто падающая звезда. Девочка замерла в ужасе.
Всё в порядке, успокоила я, замечая, как она машинально теребит запястье и одёргивает кофту, где под бледной кожей виднелся синяк, будто от крепкой хватки.
Спасибо, бросила Светлана, выталкивая детей в подъезд.
Я стояла в прихожей, глядя на закрывающуюся дверь, и чувствовала, что чтото здесь не так.
***
Навязчивая мысль терзала меня, как полупрозрачные тени: глаза детей были испуганы, будто они охотники в засаде. Через неделю я заметила, что окна в квартире Светланы почти всегда закулицы штор, даже в солнечный день. Дети никогда не смеялись, лишь иногда слышался резкий крик матери и стук закрывающихся дверей.
Строгая она, правильно детей воспитывает, отмахнулась соседка с первого этажа, не то что нынешняя молодёжь, у неё всё можно.
В один четверг я встретила Артёма в магазине у полки с крупами. Он судорожно перебирал мелочь в ладони.
Привет, Артём! позвала я.
Он вздрогнул, монеты рассыпались, и мы вместе собрали их, наблюдая, как дрожат его пальцы.
Не говори маме, что видел меня, пожалуйста, прошептал он, сжимая пачку дешевой гречки.
Почему? спросила я, но он уже ускользал, почти наталкиваясь на других покупателей.
Вечером снова позвонила Светлана:
Надежда, выручайте. Мне нужно уехать на день. Сколько захотите, заплачу.
Я отказалась от денег, чувствуя, что надо подождать и понаблюдать.
День прошёл иначе: дети оттаивали. Я включила старый мультфильм про «Простоквашино», и Злата тихо хихикнула, когда кот Матроскин спорил с Шариком. Затем мы начали печь печенье.
У мамы никогда так не пахнет, задумчиво сказал Артём, вырезая фигурки из теста.
Как у мамы пахнет? спросил он, но сестра дернула его за рукав, и он замолчал.
Громкий грохот упавшей крышки заставил их поднять руки к лицу, будто защищаясь.
Мама ругает, когда мы шумим, тихо произнесла Злата, опуская руки. И когда едим не вовремя. И когда
Злата! отрезал её брат.
Я пыталась выглядеть занята, но краем глаза заметила красноватую полосу на шее девочки, выглядывающую изпод воротника. Злата быстро поправила одежду, словно скрывая рану.
Нужно быть хорошими, чтобы мама не злилась, шепнул Артём, украшая печенье глазурью. Тогда всё будет нормально.
«Нормально» я смотрела на этих детей, умных и красивых, но затравленных, и понимала, что в их жизни нет ничего обычного.
Вечером, отдавая детей Светлане, я учуяла запах алкоголя. Она не спросила, как прошёл день, просто схватила их за руки и утащила в свою квартиру.
Я стояла у окна, глядя на их тёмные окна, чувствуя, что надо чтото сделать, но что? Обратиться в органы?
***
Вы ничего не сделаете? спросила я у участкового после долгого разговора.
А что вы хотели? Нет состава. Мамаша проверенная, документы в порядке. Может, вам показалось? ответил он.
Ночью я не могла спать; Светлана смотрела на меня с вызовом и скрытой угрозой. Но самые тяжёлые были взгляды детей, они больше не поднимали глаз, будто я их предала.
Я обошла несколько квартир, но везде слышала глухое равнодушие.
Да к чему привязываться к людям? возмущалась старушка с третьего этажа. Одна детей воспитывает, почти не пьёт поправилась она.
В магазине мне помогла Марина, полноватая женщина с добрыми глазами:
Видела их часто. Мальчик считает мелочь, берёт самое дешёвое. А мать потом покупает коньяк, не из дешёвых.
Дети давно с ней живут? спросила я.
Да, появились два года назад. Но понизила голос Марина, они не похожи на неё совсем.
В тот вечер всё изменилось. Я сидела за ноутбуком, когда услышала крики, сначала приглушённые, потом громкие, звук разбивающегося стекла и детский плач.
Я позвонила в полицию.
Всё нормально, улыбнулась Светлана, открывая дверь. Телевизор громко включили, извините.
Полицейские переглянулись, один вошёл в квартиру:
Где дети?
Спят, ответила Светлана. Поздно уже.
Они проверили кровати, дети лежали неподвижно, будто в смерти. Злата слегка повернула голову, и я увидела свежую синячную рану на щеке.
Упала, быстро сказала Светлана. Она такая неуклюжая.
Полиция ушла, а я осталась с горьким чувством бессилия.
Через два дня в дверь постучал Артём, бледный, губы потрескались.
Вот, протянул он смятый листок. Это от Златы.
Записка была короткой: «Помогите нам. Пожалуйста».
Она не наша мама, воскликнул он и схватил себя за рот, испуганно глядя на лестничную площадку. Мы не помним, как оказались здесь. Только помним другой дом и бросился бежать.
Я развернула записку: дрожащим детским почерком было написано: «Она говорит, что очень накажет нас, если расскажем».
Эту ночь я провела без сна. Утром начала действовать.
Вы понимаете, что вмешиваетесь не в своё дело? прошипела Светлана, прижимая меня к стене в подъезде, от неё пахло перегаром. Думаете, я добренькая? Я же знаю, кто звонил в полицию.
Я посмотрела ей в глаза:
Знаете, эти дети не ваши.
Она оттолкнулась, как от пощёчины, и в её глазах мелькнул страх.
Чушь! У меня документы! вопила она.
Поддельные, вероятно.
Я провела часы, звоня в опеку, правозащитные организации, даже частному детективу, оставляя заявления везде.
Дрянь, выплюнула Светлана. Ты пожалеешь.
Вечером позвонили из соцслужбы:
Надежда Андреевна, пять лет назад в Нижнем Новгороде пропали брат и сестра, возраст совпадает, внешность тоже. Мы подключаем полицию, готовьтесь давать показания.
Светлана, будто почувствовав бурю, начала хлопать дверцами шкафов, звенеть ключами. Я сразу позвонила участковому.
Через час подъезд заполнили полицейские, опека, следователи. Светлана металась, захлопывая окна:
Вы не имеете права! Это мои дети!
Тогда объясните, почему их лица совпадают с пропавшими Костей и Верой Самойловыми? спросил следователь.
Артём, теперь уже Костя, держал сестру за руку, они стояли в углу, прижавшись друг к другу.
Эта женщина она не начал мальчик.
Заткнись! закричала Светлана и бросилась к детям.
Полицейские мгновенно сковали её наручниками.
Светлана Игоревна Семёнова, вы арестованы по подозрению в похищении несовершеннолетних произнёс офицер.
Я наблюдала, как её уводят, и ощущала пустоту, будто всё напряжение растаяло в один миг.
Наташа! воскликнула Вера, бывшая Злата, бросилась к мне, обхватила руками. Вы спасли нас!
Я заплакала.
Через два дня дети жили в центре социальной адаптации, а я навещала их каждый день. Постепенно они учились снова улыбаться, говорить полным голосом.
Когда пришли их настоящие родители, я не смогла сдержать слёз. Хрупкая женщина с седыми волосами Анна Михайловна стояла, глядя на детей, слёзы течь по щекам. Её муж, высокий, добрый, обнял их крепко:
Мы никогда не теряли надежды.
История Светланы оказалась страшнее, чем можно было представить: психическое расстройство, потеря собственных детей в аварии, похищение чужих, запугивание до полусмерти, заставлявшее их забыть прошлое.
Надежда, держала меня Анна Михайловна, вы спасли не только детей, но и всю нашу семью.
Дети начали вспоминать своё прошлое: Костя играл в шахматы, выигрывал городские турниры, Вера любила рисовать.
Смотри, это ты, протянула мне девочка рисунок, ты как ангелхранитель.
Я часто вспоминаю тот вечер, когда впервые заметила чтото неладное. Сколько людей могли бы пройти мимо?
Через полгода я получила письмо: дети пишут, что пошли в новую школу, папа возит Костю на шахматы, Вера записалась в художественную студию, они больше не боятся громких звуков и темноты, снова верят людям. В конверте был яркий рисунок семейного пикника, подпись: «Спасибо, что научили нас не бояться быть счастливыми».
Я повесила его на стену, и каждый раз, глядя, думала: иногда большое добро начинается с малейшего неравнодушия. Нужно просто не пройти мимо, просто увидеть, просто помочь.
Недавно я пришла к ним: Вера качалась на качелях, смеясь звонко, как ребёнок, Костя с восторгом рассказывал отцу, размахивая руками, Анна Михайловна, уже без седины, улыбалась, глядя на них.
Надежда! крикнула Вера, спрыгивая с качелей. Мы переезжаем ближе! Теперь будем видеться чаще!
Я поняла: жизнь действительно налаживается. У них, у меня, у всех. Потому что иногда нужно просто поверить: даже в самой тёмной истории может быть светлый конец. Нужно лишь собрать смелость и сделать первый шаг.
