Спасение от свекрови я обрела лишь в другом городе.
Когда я впервые увидела Антонину Петровну — мать моего будущего мужа, Игоря, — мне казалось, что она просто строгая, с суровым взглядом и старыми закалками. Но через пару недель я осознала: это не строгость. Это — ненависть. Холодная, расчётливая, прикрытая сладкими улыбками. Она не просто не одобряла меня. Она из кожи вон лезла, чтобы вытеснить меня из жизни сына.
Ей не нравилось буквально всё. Моя внешность, мой стиль, то, как я говорю, даже моя профессия — я работала архитектором. По её мнению, я была слишком «городская», слишком самостоятельная, слишком «не для хозяйки». Её идеал невестки — скромная, домовитая, безропотная — явно не про меня.
Главной ошибкой было решение жить в её трёхкомнатной квартире в Твери. Просторно, конечно. Но сколько ни будь квадратов, если стены ледяные — тепла не дождёшься. И хоть места хватало всем, Антонина Петровна изо всех сил старалась сталкиваться со мной как можно чаще. И каждый раз — подколоть. Не в лоб, нет. Исподтишка, намёками, «добрыми» шутками.
— Вчера твоя, — начиналось, а дальше что угодно: «не вымыла пол», «слишком громко музыку включила», «бельё развесила так, что перед гостями стыдно».
Я держалась, но капля за каплей… терпение лопнуло. Особенно когда она перешла к новым уловкам.
Однажды она намекнула, что «девушки в таких юбках и с таким бельём» напоминают ей «девиц лёгкого поведения». Я не выдержала и с усмешкой спросила:
— А откуда у вас такие подробные познания о нижнем белье этих самых дам?
Она побелела, сжала губы и хлопнула дверью. Игорь тогда уговаривал не обострять, просил мать не лезть в наши отношения. Но, кажется, это лишь подкинуло дров в костёр.
Через пару дней она решила взять реванш. Подбросила в мою сумку записку: «Жду, как договорились. Целую». Сумка висела рядом с его курткой. Конечно, Игорь её «нашёл». Молча протянул. Я взглянула, усмехнулась — почерк-то был знакомый — и сказала: «Всё, ищем квартиру. Снимаем. Хватит».
Он не спорил. Мы переехали в однокомнатную на окраине. Денег было в обрез, но, Господи, как легко стало дышать! Не было её взглядов, её ядовитых комментариев, её «случайно» остывших тарелок, которые она «забывала» подогреть.
Но Антонина Петровна не сдалась. Стала звать Игоря к себе «на помощь»: то кран капает, то дверь скрипит, то проводка барахлит. А потом — ужин. Сытный, с салатами, жарким, пирогами. Он возвращался домой сытый и уставший. Я накрывала стол, а он лишь отмахивался: «Я у мамы поел…» И внутри всё закипало.
Она отвоёвывала его — куском мяса, лампочкой, шантажом и жалобами.
Тогда я поняла: так не выжить. Пока мы в одном городе — она не отступит. Нужно уезжать.
Нашла выход — устроилась архитектором в Костроме. Туда же пригласили и Игоря — в IT-отдел крупного завода. Подкопили, нашли жильё. Через полгода мы уехали. Пятьсот вёрст между нами. Она — там, мы — здесь.
Сначала звонила каждый день. Давила. Рыдала. Потом — реже. Теперь — только по праздникам. Думаю, она осознала, что проиграла.
А мы? Мы наконец-то зажили. Вдвоём, без яда в воздухе. Мы ждём ребёнка. Платим за нашу маленькую, но свою квартиру. Смеёмся. Спорим, миримся, строим планы. Без страха, что в любой момент распахнётся дверь — и войдёт она, с холодным взглядом, упрёком, укором.
Те дни в Твери мне снятся, как кошмар. Иногда я думаю о новой невестке Антонины Петровны — у Игоря ведь есть старший брат. Теперь всё её внимание — там. А мне остаётся лишь тихо пожалеть ту девушку… или порадоваться, что я — сбежала. И спасла свою семью.
