Сонечка и Барсик: Спасение с небес
— Дениска, какую слойку хочешь — с мясом, с сыром или с творогом?
— Ма-ам, с сыром!
— Ладно, родной, сейчас купим.
Продавщица в булочной у вокзала аккуратно завернула слойку в прозрачный пакет. На улице стоял крепкий мороз, темнело. Мать с сыном шли через заснеженный парк, где снег хрустел под ногами, а ветви деревьев гнулись под белыми шапками.
— Ма-ам…
— Ну что опять?
— Не вкусно! Теперь хочу с мясом!
— Денис! Я же спрашивала! Совсем избаловался! — вздохнула женщина, раздражённо махнув рукой.
Мальчик надулся, вырвал ладонь и швырнул не понравившуюся слойку. Она перевернулась в воздухе и приземлилась под пушистую ель, покрытую инеем. Ветер тихо завыл, будто оплакивая её судьбу.
А ведь у этой слойки была своя история. Долгая, трудовая, настоящая.
Всё началось летом, на бескрайних полях под Рязанью. Под высоким солнцем зрело маленькое зёрнышко в тяжёлом колосе. Потом — жатва, комбайн, мельница, мешки с мукой, дорога в пекарню на Садовой улице. Там, где тесто раскатывали вручную, где пекарь с мозолистыми руками щедро сыпал сыр с укропом, аккуратно сворачивая слой за слоем.
Слойка вышла из печи золотистой, масляной, благоухающей. Напитанная теплом и заботой. Но… не судьба. Каприз ребёнка оборвал её путь, и теперь она лежала в снегу, постепенно превращаясь в ледяной комок. Столько труда — и всё напрасно?
Барсик был дворовым котом. Не квартирным, не подвальным — вольным, как ветер. Серый, в меру лохматый, с глазами цвета молодой травы, он считался старожилом этих мест — целых пять лет на улице! Жил у пятого подъезда, где бабушки каждый день подкармливали его.
Домашним Барсик быть не мог. Пробовал. Как-то его взяла семья с третьего этажа. Но он носился по квартире, скидывал горшки с цветами, будил по ночам. Не для него решётки на окнах. Душа у него — вольная.
А потом случилось худшее. Во двор зашёл мужчина с огромным псом. Лохматый зверь с горящими глазами. И хозяин, будто нарочно, натравил его на Барсика. Гонка по сугробам, скользким машинам, обледеневшим дорожкам. Барсик успел. Взлетел на дерево — выше, выше, пока сердце не заходилось от страха.
Но спуститься — не получалось. Ветка под лапами тонкая, а страх сковал всё тело. Кричал он, звал бабулек. Первый день — они метались внизу, звонили в МЧС: «Снимите кота, он не слезет!»
— Сам спустится! — отвечали по телефону. — Упадёт — ничего страшного.
Второй день. Метель. Людей не было. Барсик ел снег, грыз ветки от голода. Ночь казалась бесконечной. Шерсть покрылась ледяной коркой. Третий день — он уже не кричал. Сидел, сжавшись в комок. Лапы немели, сердце билось редко. Он исчезал.
А на четвёртый день случилось неизбежное: лапы разжались. И Барсик, как сухой лист, полетел вниз. Завертелся в снежной пыли, ударился о сугроб, вздрогнул и… не смог подняться. Пасть открыл — голос пропал. Всё?
И вдруг. Запах. Резкий, тёплый, как луч света в темноте. Еда.
Он с трудом разлепил глаза. Прямо перед ним, на снегу — она. Слойка. Замёрзшая снаружи, но ещё тёплая внутри, ароматная, вкусная. Надкушенная ребёнком, но всё ещё живая.
Барсик из последних сил рванулся к ней. Впился зубами, рвал, глотал, не веря удаче. Он ел, как никогда. Этот кусок теста, сыра и масла, прошедший путь от поля до снега, стал для него спасением. Подарком с неба.
Кот вскочил. Огляделся. Вьюга выла, но в теле появились силы. Он отряхнулся и побежал рысцой к подъезду. Тому самому, где его ждали.
— Барсик! Господи! Живой! — закричала тётя Зина, выбегая на крыльцо.
— Барсик! Мы же звонили, просили! МЧС не приехало! А он сам спрыгнул, дурачок!
Бабушки окружили его, как родного. Кто-то распахнул дверь, кто-то принёс тёплое одеяло. А Барсик… он вошёл внутрь. На этот раз не носился. Лёг в уголке. Грелся. Вспоминал свою слойку.
А в это время в пекарне, на Садовой, в печь ставили новую партию слойки. И кто знает, быть может, одна из них когда-нибудь спасёт ещё одну жизнь.
Конец — это только начало. Особенно если ты кот. И особенно если ты встретил слойку.
