— Алевтина, ты что вытворяешь?! — голос Степана грохотал по всей квартире. — Куда это ты напялила такой наряд?!
— В театр собралась, если не возражаешь! — Алевтина поправила перед зеркалом новую кофточку, купленную на скидках. — С Авдотьей сговорились, давно мечтали посмотреть эту постановку.
— Какой ещё театр?! Дома дел — выше крыши! Посуда грязная, мои рубашки не глажены! А она в теаар! — Степан схватил Алевтину за руку, развернул к себе. — Сейчас же переодевайся и за хозяйство!
Алевтина дёрнулась, вырвалась, но на запястье алели отпечатки его пальцев.
— Стёпа, мы же вчера об этом договаривались! Весь день дома просидела, всё переделала. Один вечер для себя хочу, что здесь страшного?
— Для себя?! — он презрительно хмыкнул. — А кто тебя кормит, одежду покупает? Кто кров над головой даёт? Я, между прочим, с работы припёрся, есть хочу нормально, а не твои бутерброды жевать!
Алевтина молча прошла на кухню, стала доставать из холодильника продукты. Руки дрожали, внутри — тяжёлый камень. Ещё утром предвкушала вечер, причёску сделала, туфли начистила. А теперь…
— То-то же! — довольно буркнул Степан, включил телевивзор на полную. — Да поживее! Голодный как волк!
Пока сковорода грелась, Алевтина украдкой глянула в окно. Во дворе женщина её лет выгуливала хаски, смеялась, говорила по телефону. Какая она счастливая, эта незнакомка! Легкая, свободная…
— Алевтина! Ты там уснула?! — гаркнул из комнаты муж.
— Готовлю, готовлю! — откликнулась она, торопливо переворачивая пельмени.
Степан появился на кухонном пороге, прислонился к косяку.
— Слушай, завтра вечером ко мне Григорий заглянет, дела обсудим. Твоих подружёнок никаких, сидишь тихо, чай поднесёшь, если попросим.
— Но завтра же суббота, — робко возразила Алевтина. — Мы с девчонками в «Пушкинъ» хотели…
— Какие ещё девчонки? Тебе сорок три, Аля, опомнись! Пора мозги вправить. Дом, семья — вот твоя стезя. А не глупости с подругами да ресторанчики.
Алевтина поставила перед ним тарелку, села напротив. Есть не хотелось, в горле стоял ком.
— Стёпа, а почему ты так? Раньше ведь не таким был… В театр вместе бегали, в кино, цветы носил…
— Раньше! — отмахнулся он. — Раньше ты моложе была, пригожей. А теперь что? Округлилась, постарела, одеваешься как попало. Стыдно с тобой людям на глазам показаться!
Слова били больнее кулака. Алевтина встала, стала убирать со стола. Слезы подступали, но сдержалась. Не хотела давать повод для новых унижений.
— Да не реви! — поморщился Степан. — Терпеть не могу эти бабьи слёзы. Лучше одумайся, как себя привести в порядок. Запишись в качалку, диету соблюдай. А то совсем себя запустила.
Когда он ушёл к телевизору, Алевтина достала телефон, написала Авдотье: «Сегодня не могу, прости. Переносим».
Ответ пришёл мгновенно: «Алька, что опять случилось? Третий раз за месяц! Так нельзя!»
«Всё в порядке, дела неотложные», — набрала Алевнтина и стерла. Написала короче: «Всё окей».
Но Авдотья не отставала: «Приезжай сейчас же. Серьёзно».
«Не могу, Стёпа дома».
«Аля, мы подруги двадцать лет. Я вижу, что делается. Хватит это терпеть!»
Алевтина сунула телефон в ящик стола под бумаги. Дуня не поймёт, она разведена, живёт одна, легко раздавать советы. А дом, ипотека в рублях, которую они со Степаном платят? Куда она подастся?
На следующий день, когда муж ушёл на работу, Алевтина решила навестить тётю Полю. Семидесятилетняя старушка встретила её распахнув объятия.
— Алька! Красавица моя! — тётя Поля крепко стиснула племянницу. — Проходи, проходи, пирог только испекла.
За чаем старуха внимательно разглядывала Алевтину.
— Что-то ты бледная, детка. И похудела. Всё ли ладно?
— Да всё хорошо, тёть Поль, —, Алевтина старалась улыбнуться. — Просто на работе вымоталась.
— На работе… — протянула тётя. — А дома как? Степан твой как?
— Хоро
Теперь, проходя мимо испуганных женщин в парке, она тихо говорила: «Уходите, пока не поздно», став тем самым ангелом-хранителем, о котором когда-то мечтала сама.
