Дорогой дневник,
Сегодня в прихожей снова превратилось в склад изза коробок, которые я так долго откладывала. Игорь, весь в напряжении, пытался запрячь очередную коробку на верхнюю полку. Пыль оседала на его лысеющей макушке, словно лёгкий иней.
Зачем всё это сохранять? Это лишь хлам, пробурчал он, спускаясь по шаткой стремянке.
Это не хлам, ответила я спокойно, но твёрдо, пока раскладывала старый чемодан, набитый бумагами. Это наши воспоминания.
Воспоминания, фыркнул Игорь. От этой «памяти» спина у меня отваливается. Всё равно через год всё выбросишь. Нет места.
Я молчала. Пальцы скользнули по потёртой кожаной обложке старого альбома, и я открыла его.
Смотри, прошептала я, будто не слыша его ворчания. Первая школьница. Помнишь?
Игорь, нехотя, подошёл ближе. На пожелтевшей фотографии щурилась на солнце девочка в белых бантовках.
Помню, пробурчал он уже мягче. Ты тогда плакала, что фартук колется.
А это наш пионерский лагерь…
«Тоска», кивнул Игорь, заглядывая через моё плечо. Ты оттуда привезла ту самую ракушку, которую всё ещё гдето прячешь.
Он снова занялся коробками, но без прежнего рвения. Я листала страницу за страницей: юность, институт, наша свадьба Игорь в огромном пиджаке, я в кружевном платье мамы. Молодые, гладкие, улыбающиеся, не подозревая, что через двадцать лет ждёт эта крохотная квартира, его вечные ворчания и моя тихая обида, что романтика осталась лишь на листах.
Осторожно! вскрикнула я, когда Игорь задел небольшую картонную коробку, и её содержимое рассыпалось по полу. Пока он ворчал и подбирал книги, я подняла с линолеума маленькую бархатную шкатулку и приоткрыла её крышку.
Внутри, на вате, лежала та самая ракушка из «Тоски», несколько потускневших значков, засохшая веточка мимозы и сложенный вчетверо листок из школьной тетради.
Что это? спросил Игорь, закончив уборку.
Я развернула листок. Детским, старательным почерком было написано:
«Список моих желаний. 1. Стать врачом. 2. Научиться играть на гитаре. 3. Поехать в Сочи. 4. Выйти замуж по большой любви».
Я молча протянула лист ему. Он пробежал глазами, смягчился, потом хмыкнул:
Ну, с врачом не сложилось. На гитаре тоже не играешь. В Сочи не мчишься А вот о любви Он запнулся, не решаясь закончить фразу, и потёр спину. Врачом не стала, зато у меня теперь спина болит, как у старика, от этих твоих архивов.
Я взяла листок, внимательно посмотрела на пункт номер четыре, потом на его усталое, пыльное лицо, на руки, только что тащившие тяжёлые коробки, чтобы освободить в моём шкафу хотя бы пару сантиметров места.
Выйти замуж по большой любви значит не жить в постоянной романтике, Игорь, сказала я. Это значит, когда у мужа болит спина, жена делает ему массаж, а он в ответ моет посуду.
Я аккуратно сложила листок, положила его обратно в шкатулку и закрыла крышку.
Ладно, вздохнула я. Возможно, ты прав. Часть этого действительно можно разобрать.
Я отложила шкатулку в сторону, в стопку самого дорогого, что никогда не будет выброшено. Затем подошла к Игорю, обняла его и прижалась щекой к его щетинному подбородку.
Спасибо, прошептала я. За всё.
Игорь сначала замер от неожиданности, потом неуклюже погладил меня по волосам.
Да ладно тебе Что ты? он помолчал. Спину всё же помнёшь?
Помню, улыбнулась я, уткнувшись в его плечо.
Я поняла, что Сочи и гитара остались в прошлом, на пожелтевшей бумаге. Но здесь, в пыльной тесной прихожей, пахло не мечтами, а жизнью. И это тоже было счастьем, тем, которое не запечатлеешь в фото и не вклеишь в альбом. Оно было простым, живым, и этого мне хватало.
Записала в дневник, чтобы не забыть, как важны маленькие детали, когда всё вокруг кажется громоздким и бесполезным.
До завтра, закрываю я.
